Щека у Юрия Егоровича изрядно увеличилась. Нежно придерживая ее левой
рукой, он гневно ответил:
     - За мной сотни, тысячи, миллионы честных коммунистов!
     В момент произнесения этой тирады в холл вошли Алик Спиридонов, рыжий
Вадим и Коляша, нагруженные аппаратурой.  Вошли  и  несколько  опупели  от
услышанного. Первым пришел в себя рыжий Вадим и спросил на чистом глазу:
     - Сегодня мы митинг писать будем?
     Казарян  аж  хрюкнул  от  удовольствия,  Махов  хихикнул,  а   Коляша
поощрительно похлопал  Вадима  по  плечу.  Остальным  было  не  до  юмора.
Смирнов, позволив себе стремительно улыбнуться, приказал:
     - Все столы готовь, Вадик, чтобы ни словечка не пропало.
     Вадик  отказавшись  от  помощи  Спиридонова   и   Коляши,   деятельно
устанавливал магнитофоны. Казарян  крикнул  бессмысленно  топтавшемуся  на
месте Спиридонову:
     - Хиляй к нам, ассистент звукооператора!
     Спиридонов покорно подошел, уселся и вдруг вскочил:
     - А выпить на халяву?!
     Как журналист-международник  хватанул  "Джонни  Уокера".  Хотел  было
пристроиться в ряд к Махову, Сырцову,  Коляше  и  Смирнову,  но  Александр
строго распорядился:
     - Бери бутылку, два стакана и не к Ромке, а к Витьке. Он  в  связи  с
добросовестным исполнением  обязанностей,  я  думаю,  сильно  страдает  от
жажды. Зная вкусы экс-зятя, Спиридонов помимо  "Джонни  Уокера"  прихватил
бутылку "Smirnoff" - самой чистой водки в мире.
     Четверо у стойки смотрели на тех, кто за столами. Трое  из  четверых,
не таясь, держали пистолеты наготове.
     - Порядок, Александр Иванович, - доложил рыжий.
     - Спасибо, Вадим, - поблагодарил Смирнов и приступил:
     - С кого начнем?
     -  Начнем  с  меня.   Вернее,   я   начну,   -   оживленно   выступил
генерал-плейбой. Ватничек он уже  скинул,  встав,  обнаружил  -  в  хорошо
подогнанной  заказной  униформе,  в  лихо  сидящей  набекрень  каскетке  -
элегантную  западноевропейскую  стать:  уверенность,  свобода,   нерусская
раскрепощенность в движениях. - Вот милиционер  сказал,  что  мои  ребята,
которые остались в живых, меня сдадут. Хорошие, преданные мне ребята.
     - Убийцы, - первый раз подал голос Кузьминский, перебивая.
     - Все мы здесь - убийцы, -  без  запинки,  как  мяч,  принял  реплику
плейбой и вернулся к продолжению собственной  мысли:  -  Я  поначалу  даже
обиделся за них, а затем понял: действительно сдадут.  Они  не  прикрытые,
они  голые  на   ветру.   Это   подразделение,   находившееся   под   моим
командованием, ни по одной бумажке не числится в конторе. Это аппендикс, и
только мой аппендикс. До тех пор, пока этот отряд неуловим, он - всесилен,
ибо его нет. Так и было долгое-долгое время. Но по собственной  инициативе
вызвав джина из бутылки - я имею в виду тебя, мент-патриарх  -  мы  твоими
стараниями обнаружились и в конечном счете проиграли. Теперь у ребят  один
выход: сдавать старшего, того, кто отдавал приказы, то есть меня.
     - Смысл и цель  операции,  -  перебил  Смирнов.  Плейбою  была  нужна
площадка. Кокетливой  походкой  наемного  танцора-жиголо  он  выскочил  на
свободный пятачок между креслами и баром, пируэтом развернулся  на  триста
шестьдесят градусов - осматривал всех, показывал  себя  всем  -  и,  глядя
Смирнову в глаза, серьезно ответил на вопрос:
     - Прикончить тебя, полковник, и, по особой просьбе генерал-лейтенанта
Жилинского, твоего помощника Сырцова.
     - Ментов, значит, - догадался Махов и быстро спросил: - А почему  еще
и не меня?
     -  Вы,  месье,  нашей  определенной  службой  были  просчитаны,   как
способный карьерист-конформист, и ваше появление  в  смирновских  рядах  -
полная для нас неожиданность.
     - Чупров, - первый раз назвал плейбоя по фамилии  Смирнов.  -  Ты  же
отлично понимаешь, что я спрашивал об операции в целом. И с самого начала.