- А каковы моменты тех двоих? - осведомился Хейм.  Он  сказал  это  в
основном для того, чтобы не дать окрашенному  в  кровавый  цвет  безмолвию
вновь воцариться. Оно раздражало его  -  правда  не  настолько  чтобы  ему
хотелось забивать свой мозг  какими-то  цифрами  -  но  тут  Синби  пропел
по-английски все орбитальные данные и точные координаты обоих кораблей.
     - Итак я посылаю своих собратьев вызвать их сюда, - продолжал алерон.
- При наибольшем ускорении,  продолжительном  и  отрицательном,  "Севайдж"
совершает орбитальный облет вокруг Новой Европы за восемнадцать  часов,  А
"Айнисент" - за двадцать три часа. Я не думаю,  чтобы  экипаж  "Лиса"  так
скоро начал беспокоиться за вас. Когда все три корабля будут в воздухе, мы
обыщем всю эту планету. Стоит вашему кораблю  едва  шевельнуться  -  и  он
немедленно будет уничтожен. Но если даже он затаится, все равно мы  найдем
его логово, расставив повсюду детекторы.
     В голосе Синби не было и намека на угрозу. Он стал еще  мягче,  когда
алерон сказал:
     - Я говорю вам все это, лишь питая слабую надежду, что вы добровольно
выдадите "Лиса". Этот корабль был слишком отважен, чтобы теперь  погибнуть
вот так, на суше, а не среди звезд.
     Хейм крепко сжал губы и покачал головой.
     - Что я могу предложить вам в обмен на  добровольную  капитуляцию?  -
печально спросил Синби. - Разве что вы согласитесь принять  мою  любовь  и
расположение?
     - Какого черта? - воскликнул Хейм.
     - Мы так одиноки - и вы, и я, - пропел Синби. в  первый  раз  за  все
время в его голосе послышались насмешка, когда он резко дернул  хвостом  в
сторону воинов,  стоявших  с  застывшими  ничего  не  выражавшими  лицами,
полускрытые густыми сумерками.
     - Вы думаете, у меня с ними много общего? -  Синби  скользнул  ближе.
Светотени  причудливо  переплетались  на  сверкающих  локонах  и  волнующе
прекрасном лице. Большие глаза алерона остановились на человеке.
     - Стара наша планета Алерон, - пропел он. - Стара, стара, долговечные
красные карликовые звезды, и поздно появляется  жизнь  в  такой  ничтожной
радиации.  Однажды  мы  появились,  наша  раса,  на  планете,   где   моря
испарились, реки превратились в  слабые  ручейки  среди  пустыни,  где  не
хватало воздуха, воды, металла, жизни - прошли неисчислимые  поколения,  а
мы все влачили жалкое существование, медленно, очень медленно выбираясь из
первобытной дикости. Ах, не скоро появилась у нас первая машина. Того, что
вам удалось сделать за несколько веков, мы  добились  в  течение  десятков
тысячелетий, и когда это было достигнуто, миллион лет  тому  назад  выжить
сумело лишь одно общество, поглотившее все остальные, и машинная мощь дала
ему возможность связать нас узами, разорвать которые невозможно. Странники
отправились к звездам. Интеллектуалы совершили величайшие открытия, но все
это вызвало лишь едва заметную  рябь  на  поверхности  цивилизации6  корни
которой уходят в вечность. Земля живет для непрерывно  сменяющихся  целей.
Алероны - для сохранения постоянства. Понимаешь ли ты  это,  Гуннар  Хейм?
Чувствуешь ли, насколько далеки вы от нас?
     - Я вы... имеете в виду...
     Пальцы Синби коснулись запястья  Хейма,  словно  легкое  дыхание.  Он
почувствовал, как встали дыбом волоски  на  коже,  и  непроизвольно  начал
искать, за что бы ухватиться: мир  вокруг  внезапно  покачнулся  и  поплыл
перед глазами.
     - Вообще-то... э... также предположения высказывались. Точнее говоря,
некоторые люди считают, что все ваши действия по отношению  к  нам  -  это
просто реакция на то, что мы угрожали вашей стабильности. Но  в  этом  нет
никакого смысла. Мы могли бы достичь компромисса, если единственное,  чего
вы хотите - это чтобы вас оставили в покое. Вы же пытаетесь выдворить  нас
из космоса.
     - Мы должны это сделать. Здравый смысл, благоразумие,  логика  -  что
это, по-вашему такое, если не орудия единого наиболее древнего  инстинкта?
Если расы, менее могущественные, чем наша, изменяются, то это  значит  для