- А надо ли?
     Тревога в ее глазах отозвалась в нем болью. Он попытался рассмеяться.
     - Как, отменить путешествие и лишить Вика уникальных  материалов?  Он
бы нам этого никогда не простил.
     - Он был бы почти так же счастлив, как и я. Потому что гораздо важней
всего этого то, что ты... что ты вышел  наконец  из  своего  лунатического
состояния, Гуннар.
     - Дорогая моя, - ответил он. - Единственное, что портило  иногда  эти
прекрасные часы,  проведенные  вместе,  были  твои  периодические  попытки
незаметно заставить меня отказаться от задуманного  мною  предприятия.  Но
это сделать ты не сможешь. Как говорили в старину китайцы: "Почему бы тебе
не расслабиться и не начать вкушать наслаждение?". Он прикоснулся губами к
ее губам.
     Она ответила, но встала с постели и  прошла  в  противоположный  угол
каюты.
     - Если бы я снова стала молодой, - с горечью сказала она, - возможно,
мне бы это удалось.
     - А? Нет. А теперь послушай...
     - Я слушаю.
     Она остановилась около туалетного столика и медленно  провела  руками
по щекам, по груди и бокам.
     - О, для сорока трех лет я сохранилась неплохо. Но никуда не денешься
от  этих  "гусиных  лапок"  в  уголках  глаз  и  от  появившегося  второго
подбородка, да и вообще, без одежды я проигрываю. В течение последних дней
ты... ты вел себя хорошо, Гуннар... ты был добр. Но  я  заметила,  что  ты
старался ничем не связать себя.
     Хейм поднялся, в два  шага  преодолел  разделявшее  их  расстояние  и
остановился возле Джоселин, возвышаясь подобно огромной башне. Что  делать
дальше - он не знал.
     - А как я мог это  сделать?  -  наконец  решился  спросить  он.  -  Я
представления не имею, что может случиться с нами во время  полета.  И  не
имею права что-либо обещать или...
     - Ты мог бы пообещать чисто условно, - сказал Джоселин. Мгновение  ее
отчаяние прошло или она сумела подавить его. Ее  лицо  приняло  загадочное
отношение, голос стал бесстрастным.
     - Ты мог бы сделать так: "Если я вернусь домой живым, я сделаю то-то,
если ты согласна".
     Он не знал, что ответить. Она  вздохнула  и  отвернулась.  Голова  ее
поникла.
     - Что ж, давай одеваться, - сказала она.
     Двигаясь совершенно  механически,  Хейм  натянул  тонкий  комбинезон,
служивший поддевкой под скафандр. В голове  у  него  была  такая  пустота,
словно в ней был вакуум.
     - О'кей, так чего же я хочу? - думал он. - Много ли из  того,  что  я
чувствовал (и чувствую сейчас до сих пор?)  было  подлинным,  и  что  было
просто ностальгией по прошлому, вызванной одиночеством и выведшей меня  из
равновесия? Не представляю.
     Однако его смущение длилось  недолго,  поскольку  менее  всего  Хейму
нужен был самоанализ. Он отогнал от себя все вопросы, чтобы затем  изучить
их на досуге, а вместе с ними и все обусловленные ими эмоции. На  переднем
плане его создания осталось  чувство  нежности  к  Джоселин,  смешанное  с
сожалением, что он причинил ей боль, и смутное желание что-то  предпринять
в связи с этим; но над всем этим преобладало желание удалиться  побыстрее.
Он и так уже чересчур долго прохлаждается на этом  острове.  Необходимость
лететь на Требогир вполне оправдывала это его стремление.
     - Давай, поехали, - сказал он, снова повеселев, и игриво шлепнул свою
пассию по круглому заду.
     - Прогулка должна быть неплохая.
     Джоселин повернулась. Ее глаза и губы выражали печаль.
     - Гуннар... - Она вынуждена была опустить глаза, и теперь стояла  так