увлечься  неограниченными  возможностями  к  стяжанию  материальных  благ.
Скорее наоборот.
     Но наконец все было готово. Осталось только привезти гостей.
     ...Как-то  так  получилось,  что  Левашов,  перевалив   за   середину
четвертого десятка,  не  обзавелся  не  только  семьей,  но  и  постоянной
подругой тоже. В юности он создал себе идеальный  образ  девушки,  которую
готов был полюбить, но ничего подобного так и не встретил. Такое случается
почти с каждым,  однако  у  большинства  безболезненно  проходит  годам  к
двадцати пяти. А вот у Олега процесс приобрел злокачественный характер,  и
многие  вполне  приличные,  но  не  соответствующие  вымышленному   образу
девушки, готовые составить  его  счастье,  отступали,  поняв  тщету  своих
усилий и чар.
     Морская  же  служба  сделала  перспективу  устройства  личной   жизни
Левашова совсем уже проблематичной.
     Поэтому, когда Воронцов сообщил ему, что не забыл своего  обещания  и
что претендентка на руку и сердце ждет его с нетерпением, Олег  усмехнулся
скептически, но возражать не стал.
     Через мастерскую Берестина, которая и на этот раз сыграла роль КПП на
границе двух миров, они вышли на вечернюю Пушкинскую улицу, сели в как  ни
в чем не бывало стоящий у бордюра БМВ и отправились туда, где,  по  словам
Воронцова, ждала Олега прекрасная незнакомка.
     Подруга Воронцова, которую он даже  за  глаза  называл  отчего-то  по
имени-отчеству, шила в плоской шестнадцатиэтажке близ Крестовского моста.
     Наталья  Андреевна,  о  которой  Левашов  был  достаточно   наслышан,
оказалась вполне миловидной дамой в возрасте около тридцати.  Она  открыла
дверь, провела их в комнату, и Олег увидел подружку Наталии Андреевны.
     Девушка сидела на  диване  у  открытой  балконной  двери  с  каким-то
толстым журналом  в  руках  и  сразу,  с  порога,  произвела  на  Левашова
впечатление,  на  которое,  очевидно,  и   рассчитывал   Воронцов.   Самое
интересное, что Воронцов тоже  увидел  эту  девушку  впервые  в  жизни,  а
увидев,  с  удовлетворением  отметил,  что  Наташа  поняла   и   выполнила
возложенную на нее задачу безукоризненно.
     При том, что девушка ни в  коей  мере  не  походила  на  воображаемый
идеал, Левашов почувствовал  непривычное  и  почти  непреодолимое  желание
смотреть на нее не отрываясь. Она его сразу заинтриговала, вероятно  своим
сумрачным, замкнутым лицом. "Как Медея,  -  подумал  Олег.  -  А  может  -
Цирцея..." - вспомнил он излюбленные Шульгиным мифологические сравнения.
     Густые темные волосы обрамляли лицо девушки  и  свободно  стекали  на
плечи тяжелой волной. Еще он заметил длинные ноги в  до  белизны  вытертых
джинсах и туго натянутый на груди черный свитер.
     После  краткой  процедуры  представления  Лариса  (так   ее   звали),
протянула узкую руку. Воронцов ее просто пожал,  а  Олег,  неожиданно  для
себя, наклонился и неловко эту руку поцеловал. Лариса не то удивленно,  не
то пренебрежительно взмахнула  ресницами  и  отвернулась,  вновь  села  на
диван, поджав  ноги.  Повисла  мучительная  пауза.  Разрядил  ее  Воронцов
утонченно-казарменной шуткой.
     ...Разговор вращался вокруг подходящих к случаю пустяков,  как  почти
всегда в малознакомой компании такого круга. Левашов  исподволь  продолжал
изучать девушку, отмечая, что на красивых пальцах Ларисы с темно-вишневыми
ногтями нет ни  единого  кольца  или  перстня,  что  журнал,  который  она
отложила при их  появлении,  -  каталог  Сотби,  и  что,  согласившись  на
встречу, о которой Н. А. ее, разумеется,  предупредила,  не  следовало  бы
говорить таким скучающе-безразличным тоном.
     "Тоже мне, королева в изгнании..." - старался он  разозлиться  и  тем
самым избавиться от овладевших им комплексов. Но получалось это  плохо.  К
счастью,  Воронцов  вовремя  понял  его  состояние.  И  предложил  идею  -
отправиться в гости.
     - Совершенно эстетно... -  неожиданным  в  его  устах  тоном  говорил
Дмитрий. - Крупный писатель, роскошная дача под Древнюю Русь,  всегда  рад
хорошей компании...