фотографий.
     Наташа взяла их, взглянула.
     - Что это такое? - прошептала она.
     На снимках, словно на рекламных кадрах какого-то фильма, она  увидела
себя. В одеждах и декорациях того самого сна. Стоящей во весь рост посреди
комнаты, сидящей у журнального столика в кресле,  и  даже  едва  прикрытую
прозрачным пеньюаром, рядом с Дмитрием, одетым в старинную военную форму.
     - Как это может быть? Не  понимаю...  -  Она  с  недоумением  и  даже
мольбой в глазах подалась к Воронцову.
     - Ну, вспоминай, Наташа... Ты же все помнишь. Постарайся...
     И она вдруг вспомнила. Все сразу. В мельчайших подробностях.  Уронила
фотография на ковер.
     Воронцов аккуратно их подобрал и вложил обратно в бумажник.
     - Вот теперь порядок. Оно, конечно, все равно сон,  но  документально
подтвержденный. Реальность высшего порядка. И успокойся ты наконец. Вдвоем
как-нибудь выкрутимся. В Замке ты  лучше  держалась...  Может,  тебе  кофе
принести? Или бокал шампанского? Стрессы хорошо снимает...
     Воронцов, несмотря на всю его проницательность,  ошибся.  Потому  что
привык за последние годы  проницать  по  преимуществу  в  душах  грубых  и
жуликоватых, всегда готовых сачкануть, объегорить  и  выгадать.  Потому  и
наверно  понял  настроение  Наталии  Андреевны.  Он  вообразил,  что   она
потрясена и напугана  открывшейся  истиной.  На  самом  деле  совсем  иные
чувства охватили ее.
     С детства ее больше всего привлекали книги и  фильмы,  где  героинями
оказывались  женщины,  отважные,  сильные  и   решительные,   переживающие
необыкновенные приключения.
     Оттого, не в последнюю очередь, она и порвала с Воронцовым,  ибо  что
могло ей сулить супружество  с  флотским  лейтенантом?  Жизнь  на  базе  и
многомесячные ожидания? Вариант с мужем-внешторговцем сулил гораздо  более
яркие впечатления. Но действительность и  здесь  оказалась,  увы,  гораздо
прозаичнее. Два года в прокаленном солнце  Адене,  в  замкнутом  и  жестко
регламентированном мирке советской колонии, потом год в Москве и  еще  два
года в Аддис-Абебе, где было ничуть не веселее...
     А потом  и  совсем  тоска.  Развод  и  монотонная,  отупляющая  жизнь
служащей женщины. Вопреки распространенному мнению,  жизнь  в  столице  во
многом еще унылей и однообразней, чем в провинции. Два  часа  ежедневно  в
метро и троллейбусе, дефицит общения, сенсорный, если хотите, голод. Какие
там театры, концерты и вернисажи, если, добравшись в полвосьмого вечера до
своей квартиры, не можешь и не хочешь уже ничего. И так каждый  день,  без
надежды и просвета...
     Жизнь, считай, кончена, но вдруг - резкий перелом: сначала появляется
давно вычеркнутый из  жизни  Воронцов,  радость  встречи,  "свет  в  конце
тоннеля", а теперь и вот это...
     Прошли какие-то сутки, а она уже  ощущает  себя  не  той,  замученной
жизнью одинокой женщиной, а совсем другой, молодой,  красивой,  сильной  и
энергичной  -  какой  и  мечтала  быть,  готовой  к  приключениям,  острым
ситуациям и бурным страстям. Словно кто-то резким взмахом стер пыль и муть
со стекла, через которое она смотрела на мир,  и  он  засверкал  яркими  и
сочными красками.
     Она встала с дивана, и только тут Воронцов,  увидев,  как  изменилось
выражение ее лица, осанка, взгляд, кажется, начал догадываться, что с  ней
происходит. Абсолютно другая женщина стояла перед ним.


     ...Как всегда в конце долгого и насыщенного вечера,  компания  начала
рассылаться.  Групповые  развлечения  иссякли,   брала   свое   усталость,
появились проблемы, которые необходимо решать с глазу на глаз.
     Когда часы пробили два, Левашов увидел, что они с Ларисой остались  в
кают-компании вдвоем. Кто, когда и куда исчез, они не заметили.
     А у них разговор, внезапно начавшийся, перешел в самую острую стадию.