|
С парабеллумом в руке Берестин спрыгнул на снег...
Пройдя большую излучину, снегоход, не встречая больше никаких
препятствий, словно действительно вниз под горку, как с детства
представлял себе направление на юг Левашов, заскользил по ледяному панцирю
реки, между едва заметных вдоль берегов полосок леса, свободно разгоняясь
до стокилометровой скорости.
Провожая Левашова, Шульгин веселился:
- Не дальняя разведка, а прямо тебе пикничок! Если и не на обочине,
то в поисках оной...
Да, не сравнить с тем, что достается сейчас Сашке и Алексею, подумал
Левашов. Теснота, грохот, тряска, вонь солярки и дизельных выхлопов... А
здесь - панорамные окна, мощная печка, просторный сален с мягкими
креслами, газотурбинные двигатели... И не потому он выбрал этот пижонский
"Сноуберд", что для реки такая штука в самый раз, а наоборот - маршрут
подгонял под технику. Если бы не Лариса, решил Олег, я бы тоже пошел на
броневике. А куда денешься, если нош к горлу: или берешь меня с собой,
или, мол, возвращаюсь в Москву насовсем... Отчего это бабы всегда могут
ставить такие условия? Чего, казалось бы, проще - сказать в ответ: ну и
как знаешь. Нет, не дает что-то так ответить...
Но тем не менее, несмотря на все свои рефлексии, Олег был очень
близок к тому, что называется счастьем. Свистят за спиной турбины, лыжи
едва касаются твердого наста, солнце бьет через дымчатый козырек, рядом -
тревожащая душу и неравнодушная к тебе девушка, сидит, откинувшись в
полотой чаще кресла, на губах у нее тень улыбки. И она только с тобой, и
так будет долго...
Счетчик едва успевает отбивать километры. И день, и два, и еще. Река
тянется и тянется без конца. Иногда ее сжимают стометровые скальные
обрывы, потом она вновь выбегает на равнины, титаническая река, Амур или
Амазонка здешних краев, и невозможно представить, где и в какое море она
впадает.
Первые сутки Левашов еще чувствовал некоторую скованность. Все же
впервые они с Ларисой оказались настолько одни, почти как в космической
капсуле. И были у него перед походом сомнения: как поведет себя выросшая
на московских асфальтах и избалованная прошлой жизнью девушка? В плавании
на "Ермаке", и тем более - в форте был и сервис другой, и женское
общество... Зимний поход есть зимний поход, пусть и не на собаках по
Юкону, забот и сложностей хватает. Однако держалась Лариса вполне
подходяще, не хуже многих знакомых Левашову парней, а то и лучше, пожалуй.
Выходило, что можно на нее положиться.
Долгими часами на маршруте и на привалах они говорили много и о
многом.
- Удивительная вещь - романтизм. - сказала как-то Лариса, когда они
вспомнили вдруг Джека Лондона. - Морях он был, знал жизнь во всех
подробностях, а помнишь, как он описал последнее плавание Ван-Вейдена с
Мод на шлюпке? В "Морском волке"?
Левашов в принципе помнил, хоть и напрочь забыл настоящую фамилию
Хэмпа, и удивился, что Лариса сказала именно Ван-Вейден, а не Хэмп. Словно
на литературоведческом семинаре.
- Ну так они и после двух недель плавания сохранили
возвышенно-салонный стиль отношений... А как это у них получилось?
Представляешь, что значит две недели вдвоем в десятиметровой шлюпке?
Левашов, конечно, представлял. Но факт, что она отчего-то вспомнила
об этом не так уж популярном в нынешние времена романе, и наверняка
провела параллель между его героиней и собой, говорил о многом.
- Сама же сказала - романтизм, - ответил он. - А иначе был бы
соцреализм или даже натурализм...
- Вот я и думаю, а может, они и в самом деле так воспринимали мир?
- Возвышенно и чисто?
|
|