где электричество неизвестно.
     Вооружение состояло из двух десятков бомб того же типа, каким  Сехмет
чуть не спалил Берестина вместе с  транспортером.  Выбрасывались  бомбы  с
помощью паровой катапульты. До прицел  был  примитивный,  открытого  типа.
Ничего огнестрельного Алексей не обнаружил. Но когда  они  покидали  место
боя, Сехмет взял  с  собой  тяжелое  пружинное  ружье,  мечущее  массивные
оперенные болты весом с килограмм каждый.
     Еще Сехмет забрал из гондолы рулон карт, в которых Берестин ничего не
понял, так  как  система  координат  и  проекция  исходили  из  совершенно
нечеловеческой логики.
     Как  нормальный  военный  человек,  Сехмет  на  прощание  зажег  свой
дирижабль, и даже отъехав на километр, Берестин зажмурился, когда полыхнул
боезапас.
     Не  переставая  удивляться  легкости  достигнутого   взаимопонимания,
Алексей показал на себя, на Сехмета и махнул  рукой  на  северо-восток,  в
сторону своей базы. Сехмет согласился охотно и сразу полез в  БТР.  Внутри
ему понравилось, только грохот дизеля и запах солярки поначалу  заставляли
его морщиться. А в кресле он сидел свободно и даже небрежно, будто век тут
ездил, все осмотрел и обтрогал. Оптический  прицел  его  восхитил,  как  и
мощь, и дальнобойность пулемета.
     Достаточно удалившись с места боя, и вообще с открытого пространства,
где не исключалась (если в аборигенском воздухофлоте принято  вылетать  на
патрулирование парами) еще одна встреча, Берестин выбрал подходящее  место
на дне заснеженного лесистого оврага, остановился и предложил пообедать.
     Консервы (тушеную баранину со специями) Сехмет есть не  стал,  а  сыр
чеддер, брауншвейгскую колбасу и маринованные грибы  весьма  одобрил.  Сто
граммов коньяку вылил не  поморщившись  и  даже  почмокал  губами,  но  от
повторения отказался.
     В спокойной обстановке Алексей  рассмотрел  своего  нового  знакомого
повнимательней. Если сначала  он  показался  ему  вполне  европеоидом,  то
сейчас стали заметны и отличия. Не настолько значительные,  чтобы  отнести
его к какой-нибудь другой расе, но достаточные, чтобы,  встретив  подобный
типаж на Земле,  затрудниться  определением  национальной  принадлежности.
Скорее всего, дома Алексей  принял  бы  его  за  центральноамериканца  или
жителя Антильских, к примеру, островов.
     Кофе Сехмет попробовал, но пить не стал,  из  предложенных  на  выбор
пива, воды, апельсинового и мангового сока выбрал манго, курить после  еды
не стал, но к табачному дыму принюхивался с благожелательным интересом.
     Они разговаривали, как это обычно делают не знающие языков друг друга
люди,  -  сопровождая  свои  слова  жестами,  усиленной   артикуляцией   и
назидательным тоном. Берестин еще раз и окончательно  убедился,  что  язык
Сехмета  лежит  далеко  за  пределами  его  лингвистических  возможностей,
абориген же воспроизводил русские слова отчетливо и осмысленно.
     Устраиваясь на ночевку, Алексей предложил  пленнику  свою  постель  в
боевом отделении, сам же устроился  в  кресле,  задраив  люк,  соединяющий
отсеки.
     ...К концу второго дня пути Сехмет располагал уже  приличным  запасом
слов, причем говорил практически без акцента.
     - Мой отряд дирижаблей - самый северный из всего флота, - рассказывал
он. - Мы контролируем территорию на  расстоянии  десяти  часов  полета  на
северо-запад и северо-восток. Дальше этой зоны никто никогда не бывал.  Не
хватит топлива. Можно лететь по ветру, с выключенными  турбинами,  но  это
незачем. С севера нет опасности появления врага. Враг  всегда  приходит  с
юга. Или со стороны большой воды. Там, где живешь ты, никто не живет.
     - А что за враг? У вас сейчас война?
     - У нас всегда война. Враг приходит уже триста лет. И с каждым  годом
продвигается все дальше. Приходит со стороны моря и  любой  большой  воды,
которая соединяется с морем. На железных  машинах,  похожих  на  твою,  но
только в три-четыре раза больше. Сверху я сразу не понял, что твоя  машина
маленькая. Ориентиров для сравнения не было. И кто может знать, какие  еще