вторых смыслов не улавливает, значит, я для них ясен  и  безвреден.  Да  и
веселее  как-то..."  Андрей  тогда,  после   этого   короткого   признания
поразился, насколько однообразна и монотонна история,  раз  и  тысячу  лет
назад, и сегодня находятся люди с одной и той же психологией, что шут  при
дворе Карла Великого, что Сашка. Оба ощущают себя (и есть на самом  деле!)
умнее большинства  окружающих,  но  не  в  состоянии  ничего  вокруг  себя
изменить, вынуждены уступать и подчиняться дуракам...
     А бой продолжался, и дирижабли продолжали падать.
     - Ребята, может, хватит? - вмешался в разговор друзей Новиков. -  Там
люди гибнут, а вы разболтались, как патриции в цирке.
     - Замолчать недолго, а кому от этого легче  будет?  Если  мы  военные
советники, так понять же  надо,  что  и  как.  А  если  ты  себя  зрителем
считаешь, то конечно... - огрызнулся Шульгин.
     - Чем  они  их  сбивают?  -  пресек  назревающую  ссору  Берестин.  -
Радиацией, пучком электронов, инфразвуком?
     - Ничего мы тут не поймем и не вычислим так, умозрительно. А  вот  на
практике, боюсь, сейчас  выяснил,  -  сообщил  Берестин  и  показал  рукой
направо.
     Из-за края плато, не далее чем в километре, появились плоские, тускло
отсвечивающие прямоугольники.  Фиолетовые  стекла  "Цейсса"  приблизили  и
сузили пейзаж, в котором чужеродным элементом возникла  большая,  машин  в
двадцать, группа бронеходов.  На  одинаковых  интервалах  и  с  одинаковой
скоростью они наползали, словно исполинским бреднем захватывая часть гряды
с позицией землян в центре, Их медленное, как бы мертвое движение,  оттого
что ничего в них не перемещалось - ни  колеса,  ни  гусеницы,  ни  ноги  -
порождало не ужас, а безнадежную тоску.
     - Вот и прихватили нас гады, - сказал, кусая губы, Шульгин.
     - Скорость у них примерно пятнадцать, через пять минут здесь будут, -
прикинул Новиков. - Смываемся?
     - - Обожди... - сквозь  зубы  ответил  Берестин,  стискивая  пальцами
бинокль. - Все вниз, - коротко скомандовал он. - Сашка к прицелу, Андрей -
заряжай. Заряд основной, бронебойным, прицел двадцать, смещение ноль...
     - Воронцов рассказывал, у  них  командира  лодки  за  грехи  буксиром
командовать  назначили.  Так  он  увидал  в  небе  израильские  "фантомы",
скомандовал: "Срочное  погружение!"  и  с  мостика  по  трапу  в  машинное
шарахнул. - Шульгин со смешком полез в свой люк.
     Новиков внезапно почувствовал облегчение. После прощального разговора
с Воронцовым он впал в некоторую депрессию. Да  еще  и  Альба  разбередила
душу разговорами на моральные темы. Но  раз  так  получилось:  Берестин  с
Шульгиным готовы драться -  быть  по  сему.  Снова  состояние  необходимой
обороны. Он еще успел удивится - перед кем он оправдывается? Неужто  перед
Альбой с ее наивной верой в  него,  в  человека  славного  и  героического
двадцатого века? Как там у Когана: "...мальчики иных веков, наверно, будут
плакать ночью о времени большевиков". И написал-то эти стихи юный идеалист
году как бы не в тридцать восьмом. Причем почти угадал, что будут плакать.
Не угадал только отчего.
     Он захлопнул за собой крышку люка.
     ...А и страшно же было Берестину, хотя со  стороны  никто  ничего  не
замечал. Ведь выползает на тебя порождение неведомого  разума,  четвертого
по счету за последние полгода, и внутри железных гробов - нелюдь, а может,
и нежить.  Красное,  в  хитиновой  броне,  глаза  на  стебельках,  двигает
пупырчатыми  клешнями  рычаги  управления  и   смотрит   в   его   сторону
нечеловеческим взглядом. "И пахнет укропом, добавил бы Сашка",  -  подумал
он и чуть не рассмеялся истерически.
     Чтобы не дать страху власти над собой, Берестин целиком погрузился  в
забытую работу - осторожными оборотами маховичков сводил воедино сдвоенное
изображение бронехода в растровом кольце, подгонял белый светящийся уголок
к середине лобового листа крайней в ряду машины.
     - Сашка, не мешай, давай к  рычагам,  заводи,  -  толкнул  он  локтем
Шульгина, который все старался оттереть  его  от  прицела,  мечтая  самому