|
что стоит здесь в конце века, но до боли знаком по временам ранней юности.
Андрей впервые уезжал с этого вокзала на юг с родителями в шестьдесят
первом году, году ХХII съезда, когда Сталин лежал еще в мавзолее, и он
видел его там, а сейчас - носит ту самую оболочку, что лежала под
хрустальным колпаком... Было в этом нечто настолько запредельное, что
Новиков передернул плечами.
- Послушай, вождь, - прервал его мысли Берестин, - может, выпишешь,
пока не поздно, контейнер сигарет из Штатов? А то война начнется, так и
будем до начала ленд-лиза на папиросах сидеть, а у меня от них язык
щиплет...
Видели бы товарищи по лагерю, с кем комкор Марков катается по Москве
в одной машине и что при этом говорит.
И настолько сильным был всплеск эмоций Маркова, что и Берестин
почувствовал острое желание, чтобы все, с кем он вместе сидел, и все
другие во всех лагерях, сколько их есть, как мощно быстрее вернулись
обратно - не только потому, что они нужны, а просто из пронзительного
сочувствия к ним.
- Андрей, нужно завтра же подписать указ об исключении из кодекса
пятьдесят восьмой статьи и полной амнистии всем, кто по ней сидит.
- Думал я уже... Сразу вряд ли выйдет. Надо поэтапно. Сначала высший
комсостав, через пару недель остальных военных, потом гражданских... Иначе
у нас дороги захлебнутся. А по ним войска возить. Так слушай дальше...
Машина завершила круг по кольцу и рванула по прямой в сторону
кунцевской дачи.
- Просмотрел я дела, - продолжал Новиков, - и решил, что лучше
Маркова не найти. Из тех, кто остался. Сталин на него тогда еще виды имел,
отчего и в звании повысил, когда других к стенке ставил. Но передумал.
Даше не передумал, как мне сейчас кажется, а тень сомнения высказал.
Ежовской братии того оказалось достаточно, и сомнения подкрепили, и
материальчик наскребли. И поехал Сергей Петрович совсем в другие места.
- Вот так и делалось? - поразился Берестин. - Я все же считал, что
какая-то логика во всем этом была...
- Поначалу - да. Первые заходы мой И._В. действительно долго
обдумывал, просчитывал... К Тухачевскому у него "претензии" еще с польской
кампании были. Другие тоже мешали спокойно жить и править, претендовали на
право "свое суждение иметь". А уж дальше понеслось... Как бог на душу
положит. Иногда по принципу "нам умные не надобны", иногда вообще черт
знает. Старался я разобраться в его побуждениях, но получается слабо.
Новиков замолчал, по-сталински пыхнул трубкой, раз, другой, однако
дым проходил через мундштук слабо, и был неприятно резок. Он раздраженно
бросил ее в пепельницу.
- Нет, но объясни, что все это было? Переворот? - Берестину отчего-то
важнее всего казалось сейчас услышать из сталинских уст правду, или,
вернее, его собственную трактовку того, что он совершил со страной, с
народом, да и со всем миром...
- Да, переворот. Как же иначе? Уничтожение системы государственной
власти, разгром партии, физическое уничтожение ЦК, Верховного Совета,
аппарата управления... Пиночет какой-нибудь в тысячи раз меньше людей и
структур ликвидировал, а сомнения ни у кого его акция не вызвала. А
всего-то делов, что Сталин старую фразеологию оставил. А детали... Я
кое-что набрасываю сейчас для памяти, однако многого еще не понимаю.
Столько крови и грязи, что просто оторопь берет... Боюсь, и в наше время
этого не расскажешь.
Андрей замолчал, а Берестин подумал, что не к месту завел разговор,
который тяжело дается Новикову, несмотря на его всегдашнее хладнокровие и
легкость характера. А может, это сталинское подсознание бунтует, не хочет
тайнами делиться?
- - Однако я тебе про Берию недосказал... Значит, после обеда все
разъехались, он остался. Мы еще поговорили, на разные практические темы. Я
еще решение окончательного не принял, а Сталин мне уже подсказывает, как
|
|