Редактор с легкостью, немыслимой в последующие времена, предложил  на
выбор маленький маузер или "коровин". Алексей выбрал  "коровина",  который
был полегче, передернул затвор и сунул пистолет в карман. Хоть  и  принято
думать, что до войны порядка было больше, но профессиональная преступность
процветала вполне официально и встреча с грабителями в два  часа  ночи  не
исключалась. Зато и стрелять в них  каждый,  располагающий  оружием,  имел
полное право. Без каких-либо последствий.
     Он шел  под  руку  с  Еленой  по  пустынным  улицам,  вдыхая  воздух,
свободный от радиоактивных осадков, солей  тяжелых  металлов,  гербицидов,
пестицидов и прочих продуктов прогресса. Лена, касаясь бедром его  ноги  и
чуть сильнее, чем нужно, сжимая его руку, рассказывала кое-что о  себе.  О
тяжелой жизни в театре, где сплошные интриги, террор примадонн и  любовниц
главрежа, о коммунальной квартире на девять  семей  и  других  сложностях.
Заработок совсем маленький...
     Рублей семьдесят по-нашему, прикинул Алексей. Действительно  мало.  В
восьмидесятые годы, к тому  же,  для  актрисы  есть  какие-то  возможности
подработать - то на телевидении, то на радио, то мультфильмы озвучивать, в
кино хоть эпизодиком сняться, концерты халтурные. А здесь иначе. Здесь еще
не знают принципа "нигде ничего нет, но у всех все  есть..."  Возможностей
меньше, и если уж чего нет, так нет. А хочется, конечно, Лене многого.
     Она действительно поспешила родиться. В общем, нормальные  для  41-то
года бытовые сложности задевали ее куда больнее,  чем  многих  других.  И,
значит,  ее  характер  и  наклонности  больше   соответствовали   грядущим
десятилетиям.
     - Вам бы, Лена, на телевидении работать. Как раз для вас: возможность
крупных планов, непосредственный контакт со зрителями, синтез разных видов
искусства. Здесь все ваши особенности играли  бы  на  вас.  А  на  обычной
сцене, да на задних планах, вы, наверное, теряетесь...
     - Где же это на нем можно работать? Насколько я  знаю,  там  уже  три
года одни картинки передают. Только в конце года обещают кино показать. Я,
правда, сама не видела, но в газетах читала.
     - Э,  Лена,  это  все  опыты.  А  представьте  через  несколько  лет.
Специальные студии, самые разные программы: развлекательные, политические,
познавательные.  "В  мире  животных",   "Музыкальный   киоск",   "Утренняя
почта"... И везде нужны ведущие - красивые, элегантные, остроумные. И  все
в цвете и вот на таком экране.
     - Ну и воображение у  вас!  Вы  это  телевидение  сами  видели?  Там,
говорят,  вот  такой  экранчик,  как  почтовая  открытка,  все   серое   и
расплывчатое. Почти ничего и не разобрать.
     - Мелочи, Лена. Раз идея воплощена, довести ее до совершенства - дело
простое. Чего далеко ходить, когда я попал на гражданскую, у  нас  на  всю
армию был один "Сопвич". Два пуда дерева и перкаля, сто верст в час, летал
на смеси самогона с керосином. А сейчас? Я не говорю про высадку на полюс,
я человек военный, и мне важнее,  что  эти  бывшие  этажерки  всего  через
двадцать лет в щебень разнесли Гернику, Варшаву, Роттердам...  Вот  вам  и
темпы прогресса.
     - Вы воевали в гражданскую? Так сколько же вам лет?
     Вот истинный парадокс времени. Девятнадцать лет, отделявшие окончание
гражданской  войны  от  начала  Отечественной,  воспринимались  всеми  как
огромный отрезок,  и  не  так  уж  наивна  была  Лена,  поразившаяся,  что
моложавый командарм воевал  в  легендарные  времена,  вместе  с  Буденным,
Ворошиловым, Чапаевым.
     - Не путайтесь, милая Элен! Не так уж и много.  Всего  лишь  тридцать
девять. Да и то не совсем. И три из них можно не считать.
     Лена замолчала и прижалась к его плечу щекой.
     - Сергей Петрович, а там очень страшно? У  нас,  я  раньше  в  другом
театре работала, худрук тоже врагом народа оказался...
     - "Тоже..." Хорошо сказано.
     - Ой, простите, я совсем не так хотела сказать...
     - Ничего, Лена, я понимаю. Запомните - не было никаких врагов  народа