|
далее. Снизилась трудовая дисциплина на заводах - нате вам закон об
уголовной ответственности за опоздания и прогулы. За Кирова кто-то там на
съезде голосует - чего разбираться, Кирова убрать, делегатов перестрелять.
Заметил, что Тухачевский задумываться сверх меры начал, там где надо
только в ладоши хлопать, - к стенке Тухачевского и еще полармии за
компанию... Всегда, в любой ситуации, принимается решение самое
примитивное, самое лобовое, без малейшего представления о последствиях,
даже для себя лично, как перед войной...
Главное ведь в том, что приход к власти именно такого человека в
таком качестве оказался практически неизбежен - после всего, что уже было
наворочено. Похоже, только Ленив понял это, в трагическом бессилье своей
болезни пытаясь повлиять на ход событий, но "завещание" его не сработало.
А вообще не хочу больше об этом писать. Сердце ныть начинает от
бессильной злости и стыда за великий народ и великую державу. Добро бы
хоть покорились тирану, стиснув кулаки и зубы, с мечтой об освобождении,
как в иные-прочие времена, так ведь нет же - обожали, преклонялись,
добровольно признали живым богом и "Лениным сегодня". Похоронную Ходынку
сами себе устроили... И не нашлось ни Штауфенберга своего, ни
Гриневицкого! Разве что Рютин, напрасный герой, преданный своими же
товарищами... Ох и тошно обо всем этом думать, даже сейчас, когда вроде бы
делаю невозможное. Только наяву ли?
Но хватит, не время душу травить.
11 июня я собрал у себя расширенное совещание генштаба, наркомата
обороны и командующих округами. На нем утвердили состав ставки верховного
главнокомандования. Окончательно согласовали план первого этапа войны.
Ближайшая задача - измотать врага маневренной обороной и остановить
на линии Лиепая - Шяуляй - Вильнюс - линия старой границы - Кишинев -
Измаил. Последующая - позиционная оборона в течение двух-трех месяцев с
возможными прорывами противника на главных операционных направлениях. В
любом случае - удержание сплошного фронта западнее Днепра.
Цель кампании сорок первого года - подготовка зимнего
контрнаступления.
Выходило довольно убедительно. И, казалось, можно в будущее смотреть
спокойно, делать свое дело без нервов и лишней суеты.
Однако, были еще и сны.
По заведенному Иосифом Виссарионовичем порядку вначале я приезжал на
ближнюю дачу в час, бывало и в два, пил ночной кефир, хотя хотелось кофе
(но тело чужое - и запросы чужие), и быстро засыпал, чтобы встать в
десять-одиннадцать. Затем постепенно мы пришли с ним к историческому
компромиссу: дела я стал заканчивать не позднее двадцати трех. Сменил
постоянного, еще с тридцать первого года, шофера и за городом сам садился
за руль - час-полтора носился, как черный призрак, на длинном "паккарде"
по пустым дорогам и просекам. Освещенный прибывал на дачу, сам себе
заваривал кофе, гулял по саду, среди кустов и деревьев, освещенных луной,
где мучительно пахло ночной фиалкой...
Но потом начались сны.
Они возникли неожиданно на третьей, примерно, неделе моего
перевоплощения. Яркие, цветные, без обычной в снах неопределенности и
недоговоренности. И довольно целенаправленные, как я понял.
Значит, так. Я, ощущающий себя именно Сталиным, а не Новиковым,
оказываюсь в неизвестном городе. Похожем на старый Тифлис конца прошлого
века. И хожу, хожу по узким улицам, вьющимся по склону горы, захожу в
тесные дворики, в полуразрушенные дома, ищу людей, которые должны
объяснить, зачем я здесь.
Вместе с тем, что я Сталин, я одновременно и кто-то другой, помнящий
то, что Сталин помнить не может, например - пронзительно синий и морозный
день его смерти, и пасмурно-туманный день похорон, серые полубезумные
толпы на улицах, военные патрули, бронетранспортеры, рыдания и крики
раздавливаемых о броню и стены людей.
Но самое главное, что в этом городе я встречаю Гитлера. Встречаю и не
|
|