командующего.
     К  примеру:  "Бомбардировщикам   нанести   массированные   удары   по
аэродромам противника, имея следующее построение: группа разведки объектов
действия,  эшелон  обеспечения,  эшелон  бомбардировки,  группа  контроля,
группа прикрытия отхода от цели.  Эшелон  обеспечения  состоит  из  группы
наведения и целеуказания, группы подавления ПВО, группа  прикрытия  отхода
задерживается  над  целью  и  не  допускает  взлета  уцелевших   самолетов
противника. Всем командирам полков и  эскадрилий  в  обязательном  порядке
иметь графики  подхода  по  времени  и  высоте,  такие  же  отхода,  схемы
маневрирования над целью"... Рычагов служил в авиации  десять  лет,  но  о
таком и не думал. Нормальным считалось, когда самолеты  грамотно  выходили
на цель и вываливали бомбовой груз, а там как бог на  душу  положит...  Он
попытался представить в натуре то, о чем писал Марков. Удивительно красиво
и рационально. Общие потери удастся свести к небывало  низким  цифрам.  Но
он-то, Рычагов, понял это только сейчас, а  смог  бы  он  сам,  без  чужой
помощи, это придумать? И честно ответил: повоевал бы с год да выжил - смог
бы.
     Но Марков вообще никогда не воевал в авиации!
     Рычагов испытал нечто  вроде  мистического  восхищения.  Как  обычный
человек, наблюдающий игру шахматного гения на тридцати досках вслепую.
     Но Рычагов понимал и то, что указания Маркова, увы, пока не исполнимы
в полном объеме. Не тот уровень подготовки летчиков,  не  та  слетанность.
Тем не менее пробовать надо. Не выйдет сразу - выйдет по частям, но потери
все равно будут меньше. И последние сутки Рычагов потратил  на  то,  чтобы
хоть в первом приближении осуществить идеи командующего.
     С вечера субботы все  самолеты  округа  были  на  исходных  позициях.
Подвешены бомбы и  "РС",  заряжены  пушки  и  пулеметы,  готовы  к  работе
заправщики и машины-пускачи, экипажи  сидят  под  крыльями.  Всем  пилотам
выдан американский  тонизирующий  шоколад,  полковые  врачи  имеют  запасы
фенамина и схемы его использования для поддержания сил летчиков.
     Те, кто сегодня выживет, смогут  сделать  по  пять-шесть  вылетов,  а
значит, наши ВВС, на день 22 июня несколько превосходящие  силы  люфтваффе
количественно, но уступающие им  качественно,  за  счет  невозможного  для
немцев боевого напряжения получат как бы тройное  превосходство.  Если  же
обратиться к идее стратегической внезапности, на которую и  делают  ставку
гитлеровцы,  то  введя  новый  критерий  -   "стратегическая   внезапность
обороны", - наша авиация имеет великолепный шанс за первые сутки если и не
завоевать господство в воздухе, то добиться такого  паритета,  который,  с
учетом морального перевеса, создаст возможность превосходства в  ближайшие
дни.
     И тогда вся идея блицкрига рухнет просто потому,  что  строилась  она
именно на этом - абсолютном господстве в воздухе!  Наши  войска,  лишенные
прикрытия сверху, видимые, как на ящике с песком, не знающие положения  не
только противника, но и своих  соседей,  геройски  умирали,  избиваемые  с
фронта, флангов, тыла и сверху! Пытались вырываться из  клещей  и  мешков,
тоже не зная  -  куда,  в  какую  сторону.  Не  имели  огневой  поддержки,
снабжения и связи - тоже поэтому. Из-за висящих  над  головой  "юнкерсов",
"хейнкелей",   "мессершмиттов"   и   "фокке-вульфов".   Кадровые   дивизии
растрепывались  начисто  на  марше,  не  имея   даже   шансов   дойти   до
соприкосновения с врагом - и все из-за этого трижды проклятого  вражеского
господства в воздухе. А как же иначе, если к полудню первого дня войны  мы
потеряли тысячу двести боевых самолетов?
     А если все будет наоборот?
     На границе двух эпох, двух миров,  двух  сильнейших  вооруженных  сил
двадцатого  века  все  зависло  в  неустойчивом  равновесии.  И  ближайшие
двадцать четыре часа должны определить  -  куда  качнется  чаща  весов.  К
бесконечно тяжелым четырем годам Отечественной войны? Победоносной, но  до
конца ничего не решившей, в самой своей  победе  несущей  семена  грядущих
сорока лет бесконечных конфронтаций, многих  маленьких  локальных  войн  и
одной большой холодной. Или?