|
В три пятьдесят загудел телефон и представитель штаба ВВС округа из
Ломжи доложил, что слышит нарастающий гул многих авиационных моторов, а
вот сейчас над ним плотным строем проходят девятки бомбардировщиков. Не
меньше сотни, "юнкерсы"...
Несмотря на то, что иного этот ранний звонок сообщить не мог, именно
в ожидании такого сообщения он и сидел сейчас на своей КП, Рычагов
почувствовал нечто вроде невесомости. Даже слегка зазвенело в голове.
Сдернув трубку соседнего телефона, он отдал короткий кодированный приказ
командиру сорок первой истребительной авиадивизии генералу Черных, за ним
- командирам сорок третьей Захарову и сорок пятой - Ганичеву. По этой
команде пошли на взлет все, семьсот истребителей округа - "И-153", "И-16",
"МИГи", "ЯКи" и "ЛАГГи". Из Белостока, Гродно, Кобрина - сразу же, из
Минска, Барановичей, Слуцка и Пинска - через десять минут. Строго по
графику. И тут же начали раскручивать моторы пятьсот пятьдесят
бомбардировщиков "ДБ-Зф", "СБ" и "ПЕ-2". Три сотни тяжелых "ТБ-3" пока
ждали своего часа.
Самое-самое раннее летнее утро. Когда небо на востоке уже сильно
зарозовело, а на западе еще темно-синяя мгла, когда просыпаются первые
птицы и начинают что-то такое высвистывать и чирикать, а припоздавшие
петухи торопятся докричать свое, когда густая роса насквозь пробивает
модные брезентовые сапоги и, пересиливая запахи бензина, масла и
нитролака, в кабины залетает ветер, пахнущий полевыми цветами и печным
дымком из ближних сел и хуторов.
Не воевать бы в такое утро, а, к примеру, ждать первых поклевок на
Нарове или Припяти...
Замолотили воздух винты, взревели на взлетном режиме моторы,
прижалась к земле под тугими струями воздуха седая от росы трава.
Началось!
...С трехкилометровой высоты в утренней мгле на фоне сплошных лесов
не сразу заметны плывущие внизу, километром ниже, ровные, как нарисованные
на целлулоиде планшетов, девятки "Ю-88" и "Хе-111". А потом, как на
загадочной картинке, где, когда присмотришься, ничего, кроме основного
рисунка, уже не увидишь, все поле зрения заполнили идущие, как на параде,
бомбардировщики. Взблескивают в восходящем солнце фонари кабин, туманятся
круги винтов, за плитами бронестекла-флинтгласса сидят молодые, бравые,
прославленные в кинохрониках "Ди Дойче вохеншау" терся сокрушительных
ударов по Лондону, Нарвику, Варшаве, Афинам, Роттердаму, двадцати пяти- и
тридцатилетние обер-лейтенанты, гауптманы и майоры, кавалеры бронзовых,
железных и рыцарских крестов всех классов и категорий, готовые к новым
победам и очередным наградам.
Четко идут, умело, красиво. И - без истребительного прикрытия. А
зачем оно? Не курносых же "ишаков" бояться, что спят сейчас внизу и
которым не суждено больше взлететь. Восемьсот должно их сгореть прямо на
стоянках немногих действующих, давно разведанных, вдоль и поперек заснятых
аэродромов. Еще четыреста будут сбиты в воздухе пятикратно превосходящим
противником.
Так все и было.
Поэтому, надо думать, первое, что испытают герои люфтваффе, успевшие
увидеть пикирующие на них "И-шестнадцатые" и "Чайки", - удивление.
Искреннее и даже возмущенное. Так ведь не договаривались!
Ведущий полка свалился на крыло и, прибавляя тягу мотора к силе
земного притяжения, обрушился вниз. Поймав в кольца прицела крутой купол
пилотской кабины вражеского самолета, откинув предохранительную скобу с
гашетки, майор впервые в жизни ударил огнем четырех стволов по живому,
шевелящемуся там, внутри стеклянного яйца. "Юнкерс", с разнесенным фонарем
и искромсанным пулями стабилизатором, нехотя накренился, медленно
|
|