пятнадцать-двадцать километров, но это и  предполагалось,  зато  в  других
точках фланги  атакующих  соединений  подвергались  непрерывным  ударам  и
потери вражеских вторых эшелонов были тяжелыми.
     Нигде наши войска не побежали и не были окружены,  от  самой  границы
немецкая  пехота  вынуждена  была  развернуть  боевые  порядки  в   полном
соответствии  со  своими  уставами,  то  и  дело  натыкаясь   на   плотный
заградительный огонь артиллерии, залегая и местами  даме  окапываясь.  Тем
самым все графики  выполнения  ближайших  и  последующих  задач  оказались
сорванными в самом начале.
     И если бы гитлеровский генштаб к вечеру  первого  дня  боев  посчитал
темпы продвижения и потери, соотнес их с расстоянием до Москвы или хотя бы
Смоленска, то, возможно, пришел бы к оптимальному решению  оттянуть,  пока
не  поздно,  армию  вторжения  назад,  за  линию  границы  и  выдать   все
случившееся за крупный пограничный конфликт. Как это  сделали  японцы  при
Халхин-Голе. Пожалуй, так было бы лучше для всех.
     Но такого вывода сделано не было. Напротив,  решено  было,  наращивая
усилия, все же прорвать фронт, в  надежде,  что  дальше  все  пойдет,  как
задумано.
     Берестин  даже  имел  время  и  возможность  пить  кофе,  в   полдень
прослушать по радио речь Сталина, в которой тот с совершенно  новиковскими
интонациями сообщил народу о фашистской агрессии, глубоко  проанализировал
предысторию и перспективы,  не  скрыл  допущенных  в  подготовке  к  войне
просчетов и ошибок, признал свою долю вины и призвал все народы Советского
Союза временно забыть обо всем, что было раньше, и мобилизовать  все  силы
на отпер врагу. Обратился в своей речи Новиков и  к  Русской  православной
церкви, и ко всем иным церквам, и к соотечественникам за  границей,  и  ко
всему свободолюбивому человечеству. Говорил он почти  два  часа.  Берестин
слушал, стоя у окна, иногда восхищенно  хмыкая  и  крутя  головой.  Андрей
превзошел самого себя, и впечатление от его речи, конечно, у  народа  было
огромное. Он мог судить об этом по лицам людей, слушавших речь из  уличных
громкоговорителей. Такого они не слышали никогда, но, наверное, именно это
и мечтали когда-нибудь услышать от родного и любимого.
     Закончил Андрей так, как и ожидал Берестин: "Наше дело  правое,  враг
будет разбит, победа будет за нами!"
     Первая сводка Совинформбюро, переданная после обеда,  почти  дословно
повторяла ту, что  прозвучала  и  в  прошлой  реальности.  Почти  на  всем
протяжении госграницы наши войска успешно дают  отпер  агрессору,  имеются
незначительные вклинения противника на советскую территорию, полевые части
Красной Армии выдвигаются навстречу врагу, чтобы разгромить и  уничтожить,
Единственным отличием  этой  сводки  от  той  была  степень  достоверности
информации. Там была сплошная ложь, здесь - чистая правда.
     От Жукова и Петрова Берестин узнал, что на их фронтах  положение  дел
тоже достаточно удовлетворительное.
     А в 22 часа поступило сообщение, что осуществилось и последнее важное
предприятие первого дня.
     Немцы грамотно спланировали первый удар  -  с  флангов  своей  группы
армий "Центр" охватом на Минск. Но на вершине белостокского выступа  войск
у них практически не было, да они там были и не нужны  по  любым  канонам.
Это вполне подтвердилось прошлый раз. Но сейчас у них все пошло не так,  и
пока наступление с флангов хоть как-то, но развивалось, в  мягкое,  как  у
развернувшегося  ежа,  подбрюшье   группы   армий   вонзился   клинок.   С
наступлением  темноты  через   восточно-польские   леса   рванула   вперед
конно-механизированная группа генерала Доватора: две кавдивизии усиленного
состава, три польских полка и дивизия легких танков "БТ-7",  самых  новых,
что были в округе.
     А от границы до Варшавы по мощеным дорогам всего сто километров.