|
колбасы. С отвращением посмотрел на свои грязные руки.
- Помыться бы. И покурить чего... У нас и махорки не было. Там мои
ребята на улице, распорядись. Красиво мы по тылам погуляли. К орденам бы
их, пока ты еще здесь главный.
- Все сделаем. Только ты скажи, что случилось? Почему в таком виде?
Тебя Антон прислал, или вы с Олегом сами?
- Что ты засуетился? - Глаза у Воронцова заблестели. От выпитой водки
я от того, что он наконец добрался до цели, настроение у него стало
дурашливое, его забавляла растерянность и нетерпение Берестина. - Веди
себя по-генеральски. Как начал: строгость взора, металл в голосе. Тебе
идет. Ну - все, все... Кончаю. Еще стопарь - и хватит.
- Не развезет тебя с голодухи? Я сейчас распоряжусь - обед принесут.
- Распорядись, обязательно. И лучше сразу два обеда. Тогда и
поговорим по делу. Как в русских сказках - напои, накорми, а потом
расспрашивай.
Они въехали в Москву пронзительно солнечным и холодным сентябрьским
утром.
Колонна машин, возглавляемая пятнистым закамуфлированным "ЗИСом", по
Можайскому шоссе и Большой Дорогомиловской вывернула через Смоленскую
площадь к Арбату. Теперь уже Воронцов, как недавно Берестин, жадно, не
отрываясь, всматривался в мелькающую за открытыми окнами московскую жизнь.
Что ни говоря, а только здесь по-настоящему ощущается невероятность
происходящего. На фронте все иначе, фронт он и есть фронт. А видеть наяву
то, что видел недавно лишь на старых фотографиях, в кадрах кинохроники или
снятых в жанре "бюрократического романтизма" художественных фильмов вроде
"Светлого пути" - совсем другое дело.
А Берестина кольнуло в сердце на углу Староконюшенного, где и
началась вся эта "космическая опера" его встречей с Ириной. Не вря он
тогда ощутил какое-то потустороннее дуновение неведомой опасности, увидев
молодую стройную женщину в черном кожаном плаще.
Алексей невольно усмехнулся, вспомнив свое тогдашнее сожаление, что
не для него уже свидания с загадочными красавицами и что жизнь почти
прошла, не оставив надежд на какие-то неожиданности и яркие впечатления.
- Смотри, - прервал его воспоминания Воронцов, - и не скажешь, что
фронтовой город.
- А ты ждал, будет как шестнадцатого октября?
- Нет, но все псе...
- Так и должно быть. Фронт далеко, сводки спокойные, бомбежек не
было, ополченцев не призывают... Мужчин конечно, поменьше, а так все в
порядке. Кое в чем даже лучше. Страху меньше, по ночам не арестовывают,
десятки тысячи из лагерей вернулись, наш великий друг в регулярных
выступлениях обещает народу близкое и светлое будущее, кино бесплатно
крутят, рестораны работают до утра. - Берестин невольно заговорил с
нотками человека, имеющего основания гордиться своей причастностью ко всем
названным преимуществам нынешней московской жизни перед довоенной.
Впереди блеснули купола кремлевских соборов, и Воронцов, невольно
напрягшись, вернулся к теме, которая его волновала гораздо больше, чем
бытовые подробности.
- Как хочешь, а спасаюсь я... Меня как учили - самым сложным моментом
десантной операции является обратная амбаркация, сиречь возвращение войск
на корабли с вражеского берега... Вас-то я отправлю, а сам останусь с
глазу на глаз с натуральным Иосиф Виссарионычем. Что ежели его ранее
угнетенная личность развернется, как пружина из пулеметного магазина?
Помнишь, как оно бывает?
- Чего ж не помнить? Сколько мои солдатики пальцев поотбивали, а один
как-то чуть без глаз не остался... - кивнул Берестин.
- Вот именно. У вас, конечно, на Валгалле тоже свои проблемы
|
|