Айера, и Корнеева.
     - Тогда как вообще могло получиться, что мы  встретились?  -  спросил
Борис.
     - В этом все и дело. Совместными усилиями всех здесь  присутствующих,
- Антон позволил себе слегка усмехнуться, имея в виду и  себя,  и  нас,  и
Ирину,  как  представительницу  третьей  стороны  конфликта,  -  в  районе
Валгаллы  все  причинно-следственные  и  пространственно-временные   связи
настолько деформировались, что флюктуации задели и ваш маршрутный тоннель.
Он ведь вневременной...
     -  Обычное  дело,  -  вдруг  вставил  Воронцов,  -  во  время   войны
нейтральные корабли нередко налетают на мины, поставленные не для них.
     - Нам от этого не легче, -  огрызнулся  Айер.  Он,  кажется,  всерьез
решил, что мы перед ним виноваты. А может, он и прав. Кого  должен  винить
человек, на своем дачном участке подорвавшийся на  гранате,  оставшейся  с
гражданской войны? Белых, красных, Октябрьскую революцию или  сразу  Карла
Маркса?
     В ходе разгоревшейся многочасовой дискуссии, перешедшей, к счастью, в
общетеоретический план, выяснились многие интересные вещи.
     Поскольку и в  "обычных"  условиях  количество  причинно-следственных
связей так велико, что их невозможно просчитать  ни  на  одном  компьютере
сколь угодно большой мощности, а в нашем случае естественный  ход  событий
нарушался слишком уж грубо и по многим векторам сразу, теперь уже никто не
в состоянии достоверно определить, что из  случившегося  и  в  какой  мере
является артефактом.
     То есть, вполне возможно, что  первый  поход  Берестина  в  1966  год
создал условия для моего знакомства с  Ириной,  деятельность  Воронцова  в
1941 году спровоцировала ее появление  на  Земле,  наше  проникновение  на
Валгаллу предопределило полет в тот район "Кальмара" и так далее. Развивая
данную гипотезу, вполне можно вообразить, что вообще любое наше  действие,
которое мы предпримем, вызовет  на  Земле  дальнейшие  неконтролируемые  и
непредсказуемые последствия.
     - Одним словом, если я правильно тебя понял, - с ледяным спокойствием
обратился  к  Антону  Воронцов,  -  в  лучшем  случае  ты  оказываешься...
дилетантом, - но это научное слово  прозвучало  у  Дмитрия,  как  хлесткое
оскорбление, - а в худшем - провокатором. Нет? Вспомни наш с  тобой  самый
первый разговор...
     - В какой-то мере должен признать, что определенную  некомпетентность
я проявил... - согласился с ним Антон, по-прежнему  невозмутимый.  -  Хотя
следует еще определить, мощно ли назвать это  так,  то  есть  возможна  ли
вообще компетентность в вещах, в принципе непредсказуемых. Но пусть даже и
так. Я не хочу оправдываться. Каждая наука - а дипломатия наука в  гораздо
большей степени, чем какая-нибудь математика, физика  и  тому  подобное  -
всегда исходит из реальностей психологии, истории, метеорологии даже, если
угодно. И мною были учтены  и  просчитаны  все  доступные  прогнозированию
вероятности. Если  бы  каждый  фигурант  нашего  дела  точно  и  правильно
выполнял свои функции - говорить было бы не о чем. Вот и получается,  что,
как бы я ни ошибался, а только и ваша вина  тут  не  последняя.  Простите,
вы-то вели себя как? Столько импульсивности, безудержной самодеятельности,
страсти к самоутверждению... А ведь  каждый  шаг  в  сторону,  как  любишь
повторять ты, Андрей, может перевернуты  всю  дальнейшую  жизнь...  Возьми
даже  твою  последнюю  выходку,  Дмитрий,  когда  ты  собрался  застрелить
Сталина.
     - Раз уж об этом речь зашла,  -  перебил  его  Берестин,  -  чем  там
все-таки закончится? Как Марков из положения выйдет, и как с войной будет?
     - А главное - что плохого, если б и  ликвидировал  я  его?  -  вопрос
этот, очевидно, остро занимал  Дмитрия.  -  В  пятьдесят  третьем  мир  не
рухнул, в сорок первом, по-моему, тем более... Да Марков и вообще мог бы о
его смерти не объявлять. В эти, мать их так,  времена,  что  угодно  можно
было сделать... Хоть сам себя  Сталиным  назови,  хоть  скажи,  что  Ленин
воскрес и  принял  на  себя  руководство  государством...  Им,  тогдашним,