рядом с "пятью  углами".  Шульгин  проводил  Ирину  с  Алексеем  до  самой
облезлой коричневой двери и постоял немного, вслушиваясь.  Все  пока  было
спокойно.
     Прыгая через три ступеньки, он легко слетел вниз, пересек узкую улицу
и поднялся на верхнюю площадку подъезда напротив.
     С помощью портативного бинокля он долго наблюдал  сквозь  просветы  в
шторах, как Берестин с  Ириной  устраиваются,  с  усмешкой  удовлетворения
отметил, что Алексею пришлось устанавливать для себя раскладушку на кухне,
мысленно извинился перед Ириной, что из чувства долга  вынужден  наблюдать
за процессом ее переодевания в ночную рубашку, и только когда она легла, с
головой укрывшись одеялом, Шульгин посмотрел на часы.
     "Да, - сказал он себе. - Им-то хорошо. Сейчас 6:35. Часа три они  еще
проспят, мало им было поезда. А я тут сиди, как дурак. А потом  весь  день
придется таскаться за ними по городу. И вся выгода - бесплатный  стриптиз.
И даже без музыки. Моим коллегам - частным детективам на Западе  -  небось
побольше  платят.  Ну  да  ладно,  не  корысти  ради...  Но  с  Андрея  за
подтверждение Иркиного целомудрия я слуплю... Если  все  будет  хорошо,  -
суеверно предостерег он себя. - Еще не вечер..." И отправился искать,  где
в этот ранний час можно перекусить быстро и недорого.
     И он действительно ходил за ними весь бесконечно длинный день,  и  по
центральным улицам, и да "Ракете" до Петергофа, а потом по длинным  аллеям
парка, а в самом конце дня еще и по линиям  и  галереям  Гостиного  двора.
Ходил, все больше убеждаясь, что на этот раз Андрей  в  своих  расчетах  и
предположениях дал маху, потому что если бы пришельцы действительно  знали
о местонахождении Ирины и собирались ее захватить, то сделали бы  это  еще
утром, за глухими стенами квартиры, а раз такого не случилось, то и дальше
ничего не случится.
     Но в общем-то все  правильно,  думал  он  дальше,  известно  же,  что
отрицательный результат -  тоже  результат,  и  теперь  можно  общаться  с
Воронцовым без опаски.
     Ноги у него давно уже гудели, и вообще устал он до крайности,  потому
что ждать да догонять плохо, как известно, но куда хуже водить кого-нибудь
на  коротком  поводке,  так,  чтобы  и  оставаться  незамеченным,   и   по
возможности быть рядом на случай чего. Тем более, что  Берестин  вел  себя
неспокойно, часто оглядываясь, очевидно, спасаясь того же самого.
     Врагу не пожелаешь такой работы.  Да  еще  и  без  подстраховки,  без
подмены. И чем дольше все  это  тянулось,  тем  длиннее  становился  счет,
который он собирался предъявить Новикову.
     Только один раз представился ему случай слегка  развлечься.  Надо  же
было такому случиться, что в Гостином дворе, на Садовой линии,  где  Ирина
покупала какую-то женскую мелочь, ею заинтересовался настоящий,  серьезный
щипач-карманник. Шульгин точно определил момент,  когда  вор  приготовился
взять у нее кошелек, и,  притершись  к  нему  в  толпе,  провел  ущемление
локтевого нерва рабочей руки.
     Никто так и не понял, отчего представительный мужчина  вдруг  сел  на
затоптанный пол, подвывая от боли.
     А больше ничего интересного не случилось. Глубокой уже  ночью,  когда
поднадзорные вернулись домой из артистического кафе, улеглись  по-прежнему
в разных помещениях, и в окнах погас свет, Шульгин спрятал в кейс  бинокль
и, пошатываясь от усталости, пошел по Невскому к вокзалу.
     Постоял на углу площади, оглянувшись  на  город,  который  так  и  не
увидел за сутки, сокрушенно махнул рукой.
     - Ну что ж. По крайней мере, я сделал все, что мог. Кто хочет,  пусть
сделает лучше, - слегка исказив, произнес он вслух латинскую поговорку.
     Утром он доложил Новикову все, что счел нужным,  в  последний  момент
удержав при  себе  заготовленную  фразу:  "А  еще,  честь  имею  доложить,
мадемуазель Ирен оказалась восхитительно сложена". Вовремя  вспомнив  свое
же жизненное правило.
     - Вот и хорошо, - несколько рассеянно кивнул Новиков. - А мы тут  без
тебя еще кое-что придумали. Грандиозное. И события всякие произошли...