товарищи,  оказавшись  в лапах ежовско-бериевских костоломов, сдавались куда
быстрее, чем они же или их коллеги в  царской  жандармерии,  белогвардейской
контрразведке и даже в пресловутом гестапо. У своих, они знали, надеяться не
на  что  и  упорство  только продлит мучения, а спасения не принесет. Так же
случилось и с советскими  генералами  Отечественной  войны,  оказавшимися  в
немецком  плену.  Три  года  многие  из  них стойко выносили "бухенвальды" и
"моабиты", но к немцам служить не пошли, попав же после победы на Лубянку, с
ходу признали себя предателями и шпионами.
     -- Не валяй  дурака,  Васильев,  --  включился  наконец  в  разговор  и
Шульгин.  --  Допускаю,  что  для  полной  откровенности  тебе требуется еще
какой-нибудь пароль или предваряющая наш приезд шифровка, так у нас их . нет
И людей, которые могли бы их дать, тоже нет. В  курсе  того,  что  в  Москве
случилось? А вот объект N 27 есть , и ты нам его отдашь.
     --  Пожелаешь  же  упорствовать,  цену  себе  набить или, если ты такой
беззаветно преданный, приказ до донышка соблюсти, тогда не обессудь.  Нам  к
следующим  по  списку  товарищам  обратиться  придется.  -- Кирсанов говорил
ласково, курил следующую папиросу, пепел  аккуратно  стряхивал  в  горшок  с
геранью  на  окне.  --  Зная,  что  с  тобой  случилось,  второй сговорчивее
окажется. А уж третий...
     -- Убьете? -- обреченно спросил Васильев.
     -- Не только и не сразу... --  Кирсанов  указал  большим  пальцем  себе
через плечо, на ведущую в коридорчик дверь.
     -- А... А их-то... Их за что? Дети ведь...
     Шульгин отвернулся, а Кирсанов разулыбался еще шире.
     --  Как  же  ты  не  понимаешь?  Если  белобандиты,  враги,  потерявшие
человеческий облик, нападают на дом верного бойца революции, -- а именно так
все будет обставлено, -- они что, семью его пощадят? Какие же они после того
бандиты и выродки будут?
     Уронив руки на колени, Васильев смотрел на  него  обреченным  взглядом.
Жалко  его  Шульгину  не  было,  а  вот  участвовать в психологическом этюде
Кирсанова -- стыдно. Однако какой выход? Не из высших же убеждений чекист не
хочет выдавать Колчака. Боится нарушить инструкцию, зная, что за это бывает.
Мечется сейчас его мысль: а вдруг это всего лишь проверка на лояльность? Где
грань, до каких пор следует упорствовать? Или есть у него и личный  интерес?
Надеются все же выколотить у адмирала тайну эшелона, куда делись шестнадцать
вагонов с золотом из сорока? Так он ему и сказал, выждав нужное время.
     -- Повторяю, сообрази -- Дзержинского нет, Трилиссера нет. От кого тебе
теперь приказ нужен?
     --  Поехали  к  Смирнову.  Чудновского  вызовем. Втроем все и решим. --
Васильев придумал наконец, как ему казалось, выход.
     -- Учить он нас будет, -- хмыкнул Кирсанов.
     -- Или прямо сейчас едем за адмиралом, или едем, но без тебя.
     -- Ну а если... Какие гарантии?
     -- Гарантии... Тоже вопрос, между прочим. Я вот думаю-думаю  и  ничего,
кроме своего честного слова, придумать не могу. Но поверить тебе все равно в
него  придется.  --  Шульгин тоже закурил, протянул портсигар Васильеву. Тот
мотнул головой, отказываясь. -- Так, по логике, ты нам больше ни для чего не
нужен. Убивать тебя -- лишнее внимание привлечь. Да  и  за  что  убивать-то?
Вообразил черт-те что! Мы тут все товарищи по партии и по службе. Приехали к
тебе  с  конкретным  приказом.  Ты  его  исполняешь, и все, разошлись. А что
слегка тебя пугнули, так извини, нечего было ваньку валять.
     Уже в машине, успокоившись  немного,  Васильев  стал  задавать  вопросы
практические.  О  том,  что  ему делать и как объясняться с остальными двумя
хранителями тайны. Попробуй им все объясни.
     -- Не вижу проблемы. Мы даем тебе расписку на бланке  ГПУ,  что  объект
получен  для использования по назначению, плюс распоряжение на том же бланке
хранить факт передачи в тайне от всех до особого распоряжения.  Надеюсь,  те
двое  не слишком часто интересуются состоянием здоровья "пациента" и наносят
ему визиты?
     -- Когда как. Чудновский прошлым месяцем заезжают, а Смирнов  с  самого