|
товарищи, оказавшись в лапах ежовско-бериевских костоломов, сдавались куда
быстрее, чем они же или их коллеги в царской жандармерии, белогвардейской
контрразведке и даже в пресловутом гестапо. У своих, они знали, надеяться не
на что и упорство только продлит мучения, а спасения не принесет. Так же
случилось и с советскими генералами Отечественной войны, оказавшимися в
немецком плену. Три года многие из них стойко выносили "бухенвальды" и
"моабиты", но к немцам служить не пошли, попав же после победы на Лубянку, с
ходу признали себя предателями и шпионами.
-- Не валяй дурака, Васильев, -- включился наконец в разговор и
Шульгин. -- Допускаю, что для полной откровенности тебе требуется еще
какой-нибудь пароль или предваряющая наш приезд шифровка, так у нас их . нет
И людей, которые могли бы их дать, тоже нет. В курсе того, что в Москве
случилось? А вот объект N 27 есть , и ты нам его отдашь.
-- Пожелаешь же упорствовать, цену себе набить или, если ты такой
беззаветно преданный, приказ до донышка соблюсти, тогда не обессудь. Нам к
следующим по списку товарищам обратиться придется. -- Кирсанов говорил
ласково, курил следующую папиросу, пепел аккуратно стряхивал в горшок с
геранью на окне. -- Зная, что с тобой случилось, второй сговорчивее
окажется. А уж третий...
-- Убьете? -- обреченно спросил Васильев.
-- Не только и не сразу... -- Кирсанов указал большим пальцем себе
через плечо, на ведущую в коридорчик дверь.
-- А... А их-то... Их за что? Дети ведь...
Шульгин отвернулся, а Кирсанов разулыбался еще шире.
-- Как же ты не понимаешь? Если белобандиты, враги, потерявшие
человеческий облик, нападают на дом верного бойца революции, -- а именно так
все будет обставлено, -- они что, семью его пощадят? Какие же они после того
бандиты и выродки будут?
Уронив руки на колени, Васильев смотрел на него обреченным взглядом.
Жалко его Шульгину не было, а вот участвовать в психологическом этюде
Кирсанова -- стыдно. Однако какой выход? Не из высших же убеждений чекист не
хочет выдавать Колчака. Боится нарушить инструкцию, зная, что за это бывает.
Мечется сейчас его мысль: а вдруг это всего лишь проверка на лояльность? Где
грань, до каких пор следует упорствовать? Или есть у него и личный интерес?
Надеются все же выколотить у адмирала тайну эшелона, куда делись шестнадцать
вагонов с золотом из сорока? Так он ему и сказал, выждав нужное время.
-- Повторяю, сообрази -- Дзержинского нет, Трилиссера нет. От кого тебе
теперь приказ нужен?
-- Поехали к Смирнову. Чудновского вызовем. Втроем все и решим. --
Васильев придумал наконец, как ему казалось, выход.
-- Учить он нас будет, -- хмыкнул Кирсанов.
-- Или прямо сейчас едем за адмиралом, или едем, но без тебя.
-- Ну а если... Какие гарантии?
-- Гарантии... Тоже вопрос, между прочим. Я вот думаю-думаю и ничего,
кроме своего честного слова, придумать не могу. Но поверить тебе все равно в
него придется. -- Шульгин тоже закурил, протянул портсигар Васильеву. Тот
мотнул головой, отказываясь. -- Так, по логике, ты нам больше ни для чего не
нужен. Убивать тебя -- лишнее внимание привлечь. Да и за что убивать-то?
Вообразил черт-те что! Мы тут все товарищи по партии и по службе. Приехали к
тебе с конкретным приказом. Ты его исполняешь, и все, разошлись. А что
слегка тебя пугнули, так извини, нечего было ваньку валять.
Уже в машине, успокоившись немного, Васильев стал задавать вопросы
практические. О том, что ему делать и как объясняться с остальными двумя
хранителями тайны. Попробуй им все объясни.
-- Не вижу проблемы. Мы даем тебе расписку на бланке ГПУ, что объект
получен для использования по назначению, плюс распоряжение на том же бланке
хранить факт передачи в тайне от всех до особого распоряжения. Надеюсь, те
двое не слишком часто интересуются состоянием здоровья "пациента" и наносят
ему визиты?
-- Когда как. Чудновский прошлым месяцем заезжают, а Смирнов с самого
|
|