медленно, я не  тороплю.  Лариса,  проводи  джентльмена  в  столовую.  Пусть
посидит  и  послушает.  Даже... ладно, я добрый, дай ему еще одну папиросу и
рюмку водки, вдруг у меня со следующим клиентом разговор затянется...
     И когда англичанин пошел к двери, Сашка вдруг подскочил, догнал как раз
возле спинки дивана, тронул за локоть, приподнял край газеты.
     -- Заодно не забудь придумать убедительное объяснение, зачем "санитару"
такое устройство. -- И  указал  на  новенькую  киносъемочную  камеру,  будто
только  что  с  завода.  К  полированному  деревянному  корпусу  снизу  была
пристроена сильная автомобильная  фара  с  куском  оборванного  провода.  --
Доказательства твоим хозяевам требовались? Мой труп крупным планом?..
     Со  вторым  пленником разговор у Шульгина вышел гораздо проще. Этому на
вид было не больше тридцати, и внешность его на подозрения об  особо  мощном
интеллекте  не  наводила.  Этакий  обычный пролетарий, выслужившийся за годы
войн и революций до функционера среднего ранга.  Излюбленный  типаж  авторов
идеологически  выдержанных  фильмов. И тональность беседы сразу установилась
доверительная. Как у белого генерала с заведомым коммунистом.
     Просто и доходчиво Шульгин объяснил собеседнику суть текущего  момента,
бессмысленность  классовой  нетерпимости  в  их  узком  кругу,  коли уж даже
товарищ Троцкий пошел на плодотворное сотрудничество с "черным бароном",  то
есть  незачем  холопам  чубов  лишаться,  коли  паны  помирились. В качестве
альтернативы  полюбовному  соглашению  предложил  на  выбор   смерть   после
некоторых взаимно неприятных процедур.
     --  Ты  же  должен  сообразить,  "товарищ",  что никакой пользы мировой
революции геройская гибель  таких,  как  ты,  в  паровозных  топках  или  на
виселице  отнюдь  не  принесла.  Думаешь,  мне русских людей не жалко, что с
вашей стороны, что с нашей? И чем все кончилось в итоге?
     -- Ты мне зубы не заговаривай, ваше благородие. Сегодня  не  получилось
-- завтра получится. Все равно мы вам кадык прижмем. Меня шлепнешь -- другие
найдутся...
     --  А,  как  же,  помню, помню... Всех не перевешаешь! Да ведь зачем же
всех? Сегодня вот непосредственно тебя. Что завтра будет -- уже вроде тебя и
не касается. А жизнь-то... у тебя одна и у меня одна. Смотри вон -- за окном
солнышко встало. День теплый будет, независимо, что ноябрь уже. А я вдобавок
насчет мировой революции ничего  спрашивать  не  собираюсь.  Ты  по  мирному
времени кем был-то?
     То  ли  от желания перед смертью хоть кому-нибудь рассказать о себе, то
ли по непреодоленной привычке отвечать на вопросы  старших  по  положению  и
возрасту,  пленный  довольно  подробно поведал о своей прошлой жизни. Хотя и
говорил вроде бы зло, с презрением к палачу трудового народа.
     -- Хорошо, все это  мне  понятно.  Обычная  судьба  русского  человека,
вообразившего, что можно разом устроить жизнь, которую и за пятьдесят лет не
устроишь.  Ты  нот  на  Балтийском  заводе работал, а не сообразил, что если
инженера выгнать, а на его место дворника поставить,  так  корабли  лучше  и
быстрее получаться не будут.
     --  Ты, генерал, корабль с устройством жизни не путай. Там наука, а тут
главное -- справедливость.
     --И я о том же. Когда инженер постройкой корабля руководит -- это разве
не справедливо? А управление государством  не  наука  разве?  У  тебя  какой
разряд был?
     -- Ну, четвертый...
     --  На  твое  место  ученика  поставить,  он справится? А тебя на место
производителя работ? Вот твои большевички и наруководили, что все  три  года
жрать  вам в РСФСРии нечего, а на белой стороне до сих пор никто с голоду не
умер
     -- ни мужики, ни рабочие, ни господа... Только я с тобой  политграмотой
заниматься  сейчас  не буду, недосуг и скучно. Ты мне сейчас быстро ответишь
кто тебя и зачем сюда прислал, что вместе с тобой,  убежденным  большевиком,
англичанин-эксплуататор  делал  и  кому  ты  о  результатах  захвата  поезда
доложить был должен? Чека  московская  послала,  Агранов,  Петерс  или  кто?
Отвечаешь  "-  и  жить  будешь, слово офицера. Нет -- через полчаса тебя уже