Дал отдышаться, налил высокий стакан пива,..
     После  четвертого  захода,  измочалив  об  нее  веник до голых прутьев,
объявил, что на сегодня достаточно.
     Завернувшись в простыни, они расположились в прохладной комнате отдыха.
Сильвия то и дело утирала обильно струящийся по лицу  пот.  Если  бы  не  ее
нечеловеческое  здоровье,  давно бы должна была свалиться в обморок. Это как
раз и входило в план Новикова. В серебряные, с чернью чарки он налил граммов
по  полтораста  крепкой,  'за  шестьдесят  градусов,  травяной  настойки.  И
незаметно   высыпал   в   одну   мелкий,   как   сахарная  пудра,  мгновенно
растворившийся порошок. Тоже из аптечки  Шульгина  --  средство,  ускоряющее
опьянение, причем без вредных для организма последствий.
     --  Выпьем.  Без  этого  ритуал  завершенным  не считается. Еще Суворов
говорил: после бани портки продай, а чарку выпей.
     -- Что такое портки?
     -- Можно сказать -- джинсы или юбку, в вашем случае...
     Цели он достиг.  После  парной  и  пива  настойка  подействовала  почти
мгновенно.   Глаза  у  леди  Спенсер  подернулись  поволокой,  и  язык  стал
заплетаться.
     Теперь можно и поговорить о главном. Андрей подвинул Сильвии тарелку  с
тонко нарезанным балыком.
     -- Закусывай, и повторим...
     -- А может быть, хватит пока?
     --  Вот еще по полчарочки -- и хватит. Зато спать будешь как младенец и
утром встанешь другим человеком...
     Вторая, кстати, прошла у нее гораздо лучше.  И  Андрей  начал  сложный,
спиралеобразный  разговор,  подводя  его  сужающиеся  круги  к  нужной теме.
Браслета-гомеостата, который считал алкоголь таким же вредным для  организма
фактором,  как  стрихнин или пуля в мельхиоровой оболочке, и разлагал его на
безвредные фракции в считанные минуты, сейчас, по счастью, на  руке  Сильвии
не  было.  Андрей  надеялся, что принятая ею доза достаточна для откровенной
беседы.
     Он  долго,  в  истинно  русских  традициях,  жаловался   ей   на   свою
бессмысленно  загубленную жизнь, ругал Ирину, Сильвию, аггров вообще вкупе с
форзейлями, отдельно Антона, Левашова за то, что изобрел дурацкую машинку, и
Берестина, который, ослепленный прелестями инопланетной бабы, незнамо  зачем
поперся  в  прошлое  и  запустил  маховик  этой  дурацкой  истории. Образ он
выстраивал  достаточно  убедительный,  зря,  что  ли,   кроме   специального
образования  имел  еще  и  длительный  опыт  общения с пьяными мужиками всех
общественных слоев и групп. В тех же  центральноамериканских  джунглях  паши
военные  и технические специалисты, врезав текилы или пуэрториканского рома,
несли такое... Стукачам не хватало пленок  в  магнитофонах.  Да,  кстати,  и
особисты,   допеченные   климатом   или  начальством,  тоже  нередко  теряли
самоконтроль.
     Особую прелесть срежиссированному им  спектаклю  придавало  присутствие
красивой,  выпившей  и  едва-едва  прикрытой  женщины. В таком случае мужики
вообще  выскакивают  из  штанов,  с  одной   стороны,   чтобы   нарисоиаться
поэффектнее,  а  с  другой  -- бабам вообще плакаться на жизнь приятнее, чем
мужикам.  Расчувствовавшись,  те  и  пожалеют,  и  приласкают...  Вот  и  он
наклонялся  к  ней  через стол, не совсем послушной рукой пытался хватать за
голые коленки  и  выше,  глуповато  хихикал  иногда  и  заворачивал  сложные
матерные конструкции в духе капитана Кирдяги.
     Если  только  Сильвия  не  была актрисой на порядок ньгше его, она вела
себя совершенно так, как и  полагалось  в  предложенных  обстоятельствах.  С
поправкой  на  британскую основу менталитета. Ей бы пришлось очень тщательно
следить за собой, чтобы экспромтом сыграть подобную роль.
     Наконец он подошел к нужному моменту. Одной рукой снова наполнил чарки,
другой приобнял Сильвию  ia  плечи,  передвинув  свой  стул  на  ее  сторону
столика.
     --  Ой,  да  у  меня и так голова кружится. -- Со смехом она попыталась
оттолкнуть поднесенную к губам чарку. -- Это, конечно, будет уже лишнее,  --