|
подозрительно часто проносящиеся в разных направлениях автомобили. И
легковые - ответственных работников высокого ранга, и грузовые, набитые
вооруженными людьми. Но я до последнего не ожидал, что все это может
вылиться в вооруженные столкновения. Газетные материалы, пусть и излишне
нервные по тону, в целом демонстрировал уверенность властей, что
политический кризис разрешится миром. А реагировать на понятные аборигенам
признаки надвигающейся беды, как таежный охотник узнает о далеком еще пожаре
по поведению птиц и зверей, я научиться не успел.
Я обернулся на своего спутника. Откинувшись на потертую кожаную спинку,
он, похоже, задремал. Словно в поезде не выспался. Впрочем, кто знает,
может, пришлось сутки напролет проторчать в тамбуре, наблюдая за "объектом".
Толстый деревянный руль подрагивал у меня в руках, скрипели рессоры,
сорокасильный мотор подпрыгивал на слишком малой для него скорости, из
выхлопной трубы время от времени с громкими хлопками вылетали клубы синего
дыма. Бензин здесь отвратительный, ближе к керосину. Неужели Шульгин не мог
переправить на свою конспиративную квартиру пару бочек отличного горючего?
Надоевшая мне до чертиков черная гармошка фаэтона по-прежнему тряслась
и раскачивалась впереди. Мы ехали уже больше получаса, пересекли Тверскую и
углубились в переулки, не изменившие, наверное, своего облика с времен
наполеоновского нашествия. И вдруг лихач остановился.
Я мгновенно прижал машину к бордюру метрах в двадцати от него и
выключил фары. Надвинул на глаза ноктовизор, имеющий вид прикрепленных к
околышку фуражки резиновой лентой вполне обычных здесь шоферских очков.
Переулок освещали лишь редкие ацетиленовые фонари, но в зеленоватом
поле прибора картинка была отчетливой и ясной. Мой же темный автомобиль за
дождем и туманом женщина увидеть не могла.
Она довольно грациозно спрыгнула на тротуар с высокой подножки,
рассчиталась с извозчиком и, оглядевшись по сторонам, вошла в низкую дверь
под фигурным железным козырьком. На синей фанерной вывеске значилось:
"Кафе-кондитерская "Мотылек". По пятницам и субботам - театр-кабаре".
Многопрофильное заведение. Но сегодня лишь среда.
Вдали над крышами обшарпанных одно- и двухэтажных домов возвышалось,
все в электрических огнях, десятиэтажное строение, как его до сих пор
называют по старорежимному - "Дом Нирензее", - самое высокое здание в
Москве, почти небоскреб, сверху донизу забитое всевозможными конторами и
трестами.
Чтобы переодеться, мне потребовалась минута. Сбросить кожаную куртку и
фуражку, поверх черного свитера с высоким воротом набросить висевший на
крючке в салоне ражий верблюжий пиджак. На голову - английское кепи с
длинным козырьком и пристегнутыми на макушке большой пуговицей откидными
клапанами.
Нижняя часть костюма - клетчатые бриджи и коричневые ботинки "шимми" с
крагами - вполне избранному стилю соответствовала. Настоящий франт по меркам
идущего к концу двадцать четвертого года.
Еще минута, чтобы отклеить пышные буденовские усы, убрать смоченной
одеколоном ваткой следы клея с верхней губы.
- Ну так а мне что теперь делать? - спросил мой молчаливый напарник. -
Тебе про меня никакой команды не было?
- А у тебя что, собственных инструкций на сей счет нет? - ответил я
вопросом на вопрос. Он в очередной раз промолчал, ожидая чего-то более
конкретного.
- Тогда, для подстраховки, подежурь поблизости. Чтобы и дверь кабака
видел и машину. Я вряд ли там долго задержусь. Сядем с ней в машину, вот
тогда свободен...
- А вдруг там второй выход, и дамочка уже тю-тю?.. - вдруг высказал
гипотезу "командир".
- Типун тебе на язык! Накаркаешь еще... - встревоженный такой
возможностью я поспешил к двери.
На верхней ступеньке круто спускающейся вниз каменной лестницы я
подзадержался, чтобы стряхнуть с кепки капли дождя и осмотреться. Здесь она,
|
|