фуражке и цветные клапаны, - "разговоры" на груди...
     Еще три-четыре  минуты,  и  живых  латышей  в ближайших окрестностях не
останется.  А  интересно  -  уж они-то здесь  и  сейчас  за кого  воюют?  За
коминтерновское  золото или за право безнаказанно убивать любого  и каждого,
кто  не принадлежит  к избранной "прибалтийской расе", притом  что  сами они
своим  же собственным  народом тоже  признаны  предателями и  ландскнехтами.
Судьба, которой не позавидуешь.
     Интуиция  меня не  подвела  и  на этот  раз, только вот я  отчего-то не
подумал, что и меня касается сейчас ее предупреждение.
     Оглушительно,  покрывая  все звуки ожесточенной перестрелки,  из  парка
ударил противотанковый  гранатомет.  Совершенно  машинально я  отшатнулся  в
глубь машины, шкурой ощутив, что ракета направлена на  нас. Как  при близком
ударе  молнии  гром  выстрела  почти  совпал  с   разрывом  под   радиатором
автомобиля. Я почувствовал, как днище  машины ударило мне по  ногам, толстые
хрустальные стекла разлетелись брызгами, а окружающие дома, звездное небо  и
покрытая  антрацитовой  грязью  брусчатка  беспорядочно закрутились  вокруг,
словно "Испано-Сюиза", подобно  истребителю, стремительно пошла в восходящую
"бочку".
     На какое-то  время я  если и  не потерял сознание, то полностью лишился
ориентировки во времени и пространстве.
     Длилось это, очевидно,  не слишком долго, потому  что когда я  разлепил
чудом  уцелевшие  глаза, то  раньше  чем  звук  глухих, словно  через  вату,
выстрелов, услышал журчание льющейся на меня жидкости.
     "Бензин",  -  подумал я с ужасом, потому что даже подсознанием  помнил,
каково это - гореть заживо.  Но в следующую секунду сообразил, что это  вода
из развороченного радиатора.
     Окончательно пришел в  себя и начал карабкаться  наружу  из кучи мятого
металла, в щепу размочаленного дерева,  кожаных подушек  сидений,  в которую
превратился  роскошный автомобиль, чудо современной техники и дизайна. Левая
нога была тяжелая и малоподвижная, словно я ее отсидел.
     Станислав, которого  я увидел,  привстав на  четвереньки, был  убит  на
месте. То  есть он  был  настолько мертв, что  не потребовалось  даже искать
пульс или  предпринимать  еще  какие-то уместные в  данном  случае действия.
Конкретно - целыми остались  только сапоги и правая рука с зажатым в пальцах
цейссовским биноклем.
     "И  вот  все об этом человеке", - пришла отчего-то в голову стандартная
фраза из "Тысячи и одной ночи"
     А  Людмила  была  жива.  Я  оттащил  ее  в переулок.  Тут  и пригодился
шульгинский нож с фонариком. Женщина была в сознании и старалась не стонать,
однако, срезав тугие пуговицы,  расстегивать которые не  было ни времени, ни
сил, я увидел, что дело плохо.
     Рваная  ранка  чуть  ниже правой  груди,  судя по всему  -  осколочная,
выглядела  не слишком  страшно, даже почти совсем не  кровила, зато кровавая
пена пузырилась на губах.
     Легкие пробиты как минимум, а там еще поблизости и  печень, и желудок с
кишечником...  В  нормальном госпитале особых проблем  с такой раной не было
бы,  да где ж тот госпиталь?  Сколько у нее в  запасе времени, я не знал. Не
врач все-таки. Может несколько часов, а может, минут...
     Черт возьми, о чем  думает Шульгин? Он  же обещал,  что будет постоянно
держать меня под контролем! Лично мне на его контроль плевать, но как быть с
раненой женщиной?
     Первой, самое  разумное,  что мне пришло в голову, это выскочить сейчас
на  улицу, размахивая белым флагом, и обратиться  к милосердию врангелевских
дипломатов.  Должен же  быть  в  посольстве врач, чтобы  оказать  неотложную
помощь, или хотя бы телефон?
     И я бы это непременно сделал, если бы немногочисленные латыши, отступая
из  парка   и  от  ограды,   не  подняли   совершенно  бешенную,   абсолютно
бессмысленную стрельбу не только из винтовок, но  и из оставшегося в резерве
при ротном командире "льюиса".
     Выскакивать в  таких  условиях на  открытое  место  с  попыткой сдаться