Черт, и любила же она это дело!
     В те  дни  шестьдесят  первого  и
шестьдесят второго  люди еще звали его
не Пронырой,  а Эдом,  и тогда  еще он
держал бутылку,  а не наоборот. У него
была хорошая  работа в "Би и Эм" - вот
однажды  январской   ночью  шестьдесят
второго все и произошло.
     Он прервал размеренные движения и
задумчиво поглядел в крохотное круглое
окошко  на   площадке  второго  этажа.
Окошко заполнял последний, яркий, иди-
отски золотистый  летний свет -  свет,
смеющийся над холодной шелестящей осе-
нью и  над еще  более холодной  зимой,
что придет следом.
     В ту  ночь виноваты  были оба,  а
когда грех  уже случился, и они лежали
рядом в  спальне Евы, она расплакалась
и сказала,  что они  поступили  непра-
вильно. Проныра ответил: правильно, не
зная, так ли это и не заботясь на этот
счет. Сильный северный ветер выл, каш-
лял и  визжал под  стрехами, в комнате
же было  тепло и  безопасно, и  они  в
конце концов  заснули бок  о бок,  как
серебряные ложечки в посудном ящике.
     Ах, Господь  с младенцем Иисусом,
время - что река, и Проныра задумался,
знает ли писатель про это.
     Он снова  принялся длинными, раз-
машистыми, скользящими  движениями на-
тирать перила.


                  85


     9.

     10:00 утра.
     В  начальной   школе  на  Стэнли-
стрит - в  самом новом  и великолепном
здании Удела -  пришло  время  большой
перемены. Учебный округ все еще платил
за низкое,  остекленное здание  с  че-
тырьмя классными  комнатами. Оно  было
настолько же  новым, светлым  и совре-
менным, насколько  начальная школа  на
Брок-стрит - старой и темной.
     Ричи Боддин,  школьный хулиган  и
забияка, гордившийся этим, важно вышел
на детскую площадку, отыскивая глазами
шустрого новичка,  который всегда знал
ответы на  все вопросы  по математике.
Ни один  новичок не являлся запросто в
его школу  без того, чтобы узнать, кто
тут хозяин.  Особенно такой  вот четы-
рехглазый педрила,  учительский любим-
чик.