Когда он просунул свои руки под нее и соединил ладони на ее лопатках,
тело  Лиз  подалось  вперед,  а  голова  запрокинулась.   Кожа   на   лице
потрескалась, как поверхность китайской вазы эпохи Мин. Ее глаза  внезапно
раскрылись. Ядовитая зеленая жижа, еще тепловатая, хлынула на его лицо. Ее
рост открылся, и зубы блеснули. Он ощутил их прикус  на  своих  щеках.  Ее
язык вывалился изо рта и свесился на воротник  ее  сорочки,  как  кровавая
змея.
     Тад начал истерически хохотать - слава богу,  во  сне,  а  не  наяву,
поскольку тогда бы он напугал Лиз на всю жизнь.
     - Я не сделаю тебе куриного обрезания, - мягко сказал  Джордж  Старк.
Его голос теперь не был улыбчивым. Он был холоден как ноябрьское  озеро  в
Кастл Роке. - Запомни это. Ты не хочешь  иметь  дело  со  мной,  поскольку
когда ты со мной...

                                    3

     Тад проснулся, судорожно вздрагивая. Его лицо было влажно, подушка, в
которую он конвульсивно спрятал лицо, была тоже влажной. Этой влагой могли
быть либо испарина, либо слезы.
     "...Когда ты со мной,  ты  трахаешь  наилучшего",  -  вспомнил  он  и
договорил в подушку, затем лег на нее, прижав колени к груди и  подрагивая
всем телом.
     - Тад? - пробормотала Лиз в своем,  очень  далеком  от  него  сне.  -
Близнецы о'кей?
     - О'кей, - успокоил он. - Я... ничего. Спи дальше.
     - Да, что-то... - Она сказала еще что-то, но  Тад  уже  не  улавливал
смысл  ее  слов.   Он  был  занят  воспоминанием  о  фразе  Старка  насчет
Эндсвилла... места, где заканчиваются все железнодорожные пути.
     Тад лежал на простыне. Он  потер  лицо  и  ожидал  исчезновения  всех
кошмарных ощущений. И они отступали, но удивительно медленно.  По  крайней
мере, ему удалось не разбудить Лиз.
     Он безумно уставился в темноту, не пытаясь уловить смысл сна,  только
желая избавиться  от  него.  Через  некоторое  время  в  соседней  комнате
проснулась Уэнди и начала плакать, требуя перемены белья. Уильям, конечно,
проснулся через несколько секунд и решил,  что  и  ему  необходима  та  же
процедура (хотя, когда  Тад  снял  с  него  пеленки,  они  были  абсолютно
сухими).
     Лиз  тотчас  пробудилась  и  еще  сонная  двинулась  в  детскую.  Тад
сопровождал ее, почти радостный от осознания необходимости возни с  детьми
посреди ночи. Посреди этой ночи, во всяком случае. Он перепеленал Уильяма,
пока Лиз проделывала то же самое с Уэнди. Никто из них не говорил много, и
когда они возвращались в спальню, Тад был рад почувствовать, что теперь он
действительно хочет спать. До этого он боялся, что образ разрушающегося  у
него на глазах тела Лиз никогда более не  даст  ему  возможности  спокойно
спать по ночам.
     Все уйдет утром, так всегда бывает с кошмарными сновидениями.
     Это было его последней мыслью перед погружением в сон.  Но  когда  он
встал на следующее утро, он помнил сон во всех подробностях (хотя одинокое
и печальное эхо от его шагов в  мрачном  коридоре  было  тем  единственным
впечатлением,  которое  полностью  сохранило  в  душе  Тада  эмоциональный
заряд). Это воспоминание о кошмаре  не  могло  быть  стертым  последующими
днями.
     Оно было не  менее  ясным  и  четким,  чем  самые  реальные  события,
отложившиеся в памяти Тада. Ключ,  который  оказался  ключом  от  машинки,
бесформенная пальма, сухой  и  почти  безучастный  голос  Джорджа  Старка,
вещавший из-за плеча, что он не будет трогать  Тада,  а  также  по  поводу
траханья с наилучшими.