- Иисус Христос, - сказал шериф тихим голосом. Он не  мог  вспомнить,
слышал ли он что-нибудь столь ужасающее или столь необычное  за  всю  свою
жизнь.
     - Вы говорите так, словно потрясены, - заботливо произнес доктор  Хью
Притчард, - но на самом деле для этого нет никаких оснований, если  только
вы рассмотрите все это дело под правильным углом зрения. Мы  ведь  говорим
не о Каине, убивающем своего брата Авеля  камнем.  Здесь  ведь  не  случай
убийства; это просто некий биологический  императив,  который  мы  еще  не
понимаем, но работаем над раскрытием его тайны. Возможно,  плохой  сигнал,
вызванный какими-то нарушениями в эндокринной системе матери. Мы  даже  не
говорим о внутриутробном плоде, если применять точные  термины,  в  момент
абсорбции в  утробе  миссис  Бомонт  существовало  лишь  два  конгломерата
тканей, видимо, еще без человеческих свойств  и  качеств.  Живые  амфибии,
если позволите. И одна из них - более крупная и сильная - просто  задавила
более слабую, смяла ее... и поглотила.
     - Это звучит чертовски биологически, - пробормотал шериф.
     - Разве?  Вообще,  да,  немного  есть.  В  любом  случае,  поглощение
оказалось неполным. Небольшой фрагмент  другого  близнеца  остался  целым.
Этот посторонний предмет - я  не  знаю,  как  правильнее  или  точнее  его
обозначить, - вплелся в ткань, ставшую позднее мозгом Тада Бомонта.  И  по
какой-то причине, он проснулся незадолго до того, как мальчику исполнилось
одиннадцать. Он начал расти. Но в доме для него не было свободной комнаты.
Поэтому  было  необходимо  вырезать  его  подобно  бородавке.  Что  мы   и
проделали, очень успешно.
     - Подобно бородавке, -  повторил,  чувствуя  отвращение,  потрясенный
Алан.
     Множество мыслей мелькали в его мозгу. Это были темные  мысли,  столь
же темные как летучие мыши на колокольне заброшенной церкви.  Только  одна
была абсолютно цельной и ясной: "Он - это два мужчины, он всегда был двумя
мужчинами. Это то, чем должны быть всякий  мужчина  или  женщина,  которые
верят во что-то. Один, который существует  в  обычном  мире...  и  другой,
который создает миры. Двое. Всегда, по крайней мере, двое".
     - Я буду помнить столь необычный случай  независимо  ни  от  чего,  -
сказал Притчард, - но произошло  еще  кое-что,  как  раз  перед  тем,  как
мальчик очнулся после операции - и это, может быть, было  самым  необычным
во всей этой истории. Нечто, о чем я всегда с удивлением вспоминаю.
     - Что же это было?
     - Бомонт слышал птиц перед каждым приступом головной боли, -  пояснил
Притчард. - Само по себе это  не  столь  необычно;  это  хорошо  известные
симптомы  в  случаях  мозговой  опухоли  или  эпилепсии.  Они   называются
предвещающими сенсорными синдромами. Но  вскоре  после  операции  случился
странный инцидент,  связанный  с  реальными  птицами.  Госпиталь  графства
Бергенфилд фактически был атакован воробьями.
     - Что вы подразумеваете?
     - Это звучит абсурдно, правда?  -  Притчард  был  все  более  доволен
собой. Я бы вообще не стал говорить о таком событии, если бы оно  не  было
очень хорошо документировано. Большой  отчет  с  фото  был  опубликован  в
"Курьере" Бергенфилда на первой полосе. Ровно в два  часа  дня  2  октября
1960 года необычайно  большая  стая  воробьев  влетела  в  западную  часть
госпиталя. В те дни в этом крыле работала служба интенсивной  терапии,  и,
конечно, туда был помещен и Тад Бомонт после операции.
     - Было разбито множество окон  и  служители  госпиталя  убрали  более
трехсот мертвых воробьев в течение этого  инцидента.  В  статье  "Курьера"
цитировали какого-то орнитолога. Как я помню, он считал, что поскольку вся
западная часть госпитального здания была  из  стекла,  то  птицы,  по  его
теории, могли быть  привлечены  отражением  от  стекла  яркого  солнечного
света.
     - Это чушь, - сказал Алан. - Птицы летят на стекло, только когда  они
не видят его.
     - Я полагаю, что и репортер, бравший  это  интервью,  заметил  то  же