|
порядок, превратился в некое подобие Майами после пронесшегося над
городом урагана Эндрю), и обычно его кабинет красноречиво
свидетельствовал о склонностях хозяина, но теперь он выглядел строго,
почти аскетично. Большую часть дня Норман убил на уборку. Ему пришлось
отнести три огромных пластиковых мешка с ненужными бумагами вниз, в
подвал, поскольку он не надеялся на добросовестность
уборщицы-негритянки, которая работала в полицейском управлении между
полуночью и шестью утра в будние дни. Работа, порученная ниггерам,
никогда не выполняется - этот урок Норман усвоил от своего отца, и
действительность подтвердила правоту старика. Всем политикам и
поборникам прав человека никак не удается понять примитивный факт:
ниггеры не умеют и не желают трудиться. Наверное, из-за своего
африканского темперамента.
Норман медленно окинул взглядом непривычно чистый стол, на
котором не осталось ничего, кроме его ног и телефона, затем посмотрел
на стену справа. На протяжении четырех лет самой стены почти не было
видно под слоем листовок с портретами разыскиваемых преступников,
срочными записками, результатами лабораторных исследований - не говоря
уже о календаре, в котором он красным карандашом отмечал даты судебных
заседаний, - но теперь стена была совершенно голой. Визуальный осмотр
кабинета завершился на стоящих у двери картонных ящиках со спиртным.
Глядя на них, Норман задумался над непредсказуемостью жизни. Да, он
вспыльчив, и сам же первый согласен признаться в этом. Он также готов
признать, что из-за собственной вспыльчивости частенько попадает в
неприятности и, самое главное, {не может из них выбраться}. И если бы
год назад ему сказали, что его кабинет будет выглядеть таким образом,
он пришел бы к логическому выводу: неудержимая вспыльчивость в
конечном итоге привела его к таким неприятностям, из которых он не
смог выбраться, и его выгнали с работы. То ли в личном деле накопилось
большое количество выговоров, достаточных для увольнения в
соответствии с правилами полицейского управления, то ли его застали за
избиением подозреваемого. Взять того же вшивого педика, Рамона
Сандерса. Норман его не избивал, но вряд ли получил бы благодарность
за такое обращение с подозреваемым. Да, конечно, то, как он обошелся с
поганым педерастом, может вызвать улыбку у любого - и в душе всякий
поддержит его, - но надо же соблюдать правила игры... или, по крайней
мере, не попадаться, когда их нарушаешь. Примерно то же самое, как и с
ниггерами, не умеющими и не желающими работать: все (во всяком случае,
все белые) об этом знают, но предпочитают не говорить вслух.
Однако его не выгоняют с работы. Нет, он просто переезжает, вот и
все. Переезжает из этого дерьмового кубика, в котором негде
повернуться, служившего ему домом с первого дня президентства Буша.
Переезжает в настоящий офис, где стены поднимаются до самого потолка и
опускаются до самого пола. Его не только не выгоняют - его {повышают}
в должности. Это напомнило ему песню Чака Берри, ту, в которой он поет
по-французски: "C'est la vie - это жизнь, и ты никогда заранее не
знаешь, чем она обернется".
С тем делом об ограблении склада большой компании все вышло как
нельзя лучше, шум стоял невообразимый, и даже если бы он
собственноручно написал сценарий, вряд ли от этого было бы больше
пользы. Произошла почти невероятная трансмутация; как будто его
задница, словно по мановению волшебной палочки, вдруг стала золотой,
во всяком случае, в стенах полицейского управления.
Как выяснилось, в преступлении оказалось замешанным полгорода.
Часто случается, что клубок так и остается не распутанным до конца...
но ему это удалось.
Все встало на свои места, словно вы десять раз подряд угадываете
выпадающую на рулетке семерку, и каждый раз ваша ставка удваивается. В
конце концов его группа арестовала больше двадцати человек, причем
половина из них занимала крупные ответственные посты в городском
|
|