конструкция  позволяла  уменьшать  полозья,  благодаря  чему  сани   могли
превращаться в небольшой подвижный объект в  узком  пространстве  или  при
малопроходимой трассе.
     Шестеро неуклюже одетых мужчин толкали  сани,  а  Кальхаун  хмурился,
сидя в них. Мургатройд начал дрожать от холода,  и  Кальхаун  засунул  его
себе под парку. Мургатройд повертелся, чтобы устроиться поудобнее, и через
некоторое время его  нос  высунулся  из-под  подбородка  Кальхауна,  чтобы
принюхаться к морозному воздуху, но очень скоро снова  нырнул  под  парку:
его мордочка покрылась кристалликами льда.
     В  двух  милях  от  города-пастбища  сани   остановились.   Один   из
сопровождающих  Кальхауна  мужчин  повернул  что-то  под  сиденьем  саней,
заработал двигатель. Люди облепили странный экипаж, который стал  медленно
двигаться, а потом сани вдруг  метнулись  вперед  и  заскользили  вниз  по
крутому склону. Они набирали скорость, снег  поднялся  с  обеих  сторон  и
взметнулся, образуя волны, похожие на те, что  оставляет  катер  на  воде.
Сани низверглись в лавину чистейшего  снега,  и  звук  двигателя  усилился
эхом, многократно повторившимся в горах.
     На протяжении получаса Кальхаун  совершал  такую  поездку  на  санях,
которую трудно  описать  словами,  потому  что  здесь  смещались  восторг,
красота и ужас скоростного спуска, когда хочется  кричать  от  страха.  По
сравнению со спуском  на  санях  в  снежной  лавине  космические  перелеты
Кальхауна можно  было  сравнить  с  чтением  книги  у  камина  холодным  и
неприятным ноябрем где-нибудь в Лондоне.
     Вот сани резко выскочили  из-за  ледяных  скал,  сверкающих  в  свете
негасимой ленточки на небосклоне, и понеслись вниз так быстро,  что  ветер
буквально  звенел  в  ушах.  Затем  двигатель   заработал   громче,   сани
притормозили, почти поползли. Гибкость конструкции саней помогала  экипажу
управлять ими. Четверо мужчин сложили сегменты  саней,  и  сани  в  полном
смысле этого слова начали извиваться по поверхности ледника, где мелкие  и
крупные наросты перемежались с острыми ледяными вершинами.
     Но вот сани остановились, тонкие трубки  выдвинулись  из  полозьев  и
образовали вместе с санями мост через очередную расщелину, затем они снова
спустились по склону. Трубки исчезли, взвыл двигатель - и сани поползли  к
гребню горы. На фоне сине-золотого неба стали видны  горы  разной  высоты,
образующие, очевидно, местные горные цепи. Последний  раз  сани  совершили
захватывающий дух спуск с горы в долину,  промчавшись  через  естественный
туннель, и начали приближаться к скалистому обрыву. Видимо,  эта  скала  и
была их местом назначения. На глубине  нескольких  тысяч  метров  Кальхаун
увидел темное  удлиненное  пятно  не  более  трех  квадратных  километров.
Сине-золотое сияние не освещало  эту  полоску  земли,  но  то,  что  земля
подогревалась искусственно, было совершенно очевидно. Это  была  та  самая
обогреваемая подземными элементами  питания  луговинка,  которая  окружала
энергорешетку в Городе-Один. От этой темной проталины  в  снегу  шел  пар,
образуя над землей своеобразную "крышу", которую рвал в  куски  налетающий
ветер.
     Сани замедлили скольжение и остановились на краю  скалы  у  каменного
строения, если это можно  было  так  называть.  Внизу  хорошо  была  видна
долина.
     - Это мы, - громко сказал Хант. - Мы привезли его. Все в порядке?
     - Не все!.. - глухо ответил невидимый голос. - Они  сбежали!  Сначала
ему удалось вырваться, он освободил ее, и они убежали! Нам надо было убить
их тогда еще, когда мы первый раз их поймали. А  мы  этого  не  сделали  и
совершили ошибку!
     Человек в санях, казалось, окаменел от  этого  сообщения,  от  общего
чувства трагедии и потери всякой надежды.
     Кальхаун ждал. Хант не двигался. Один из сопровождающих его плюнул со
злостью. Другой пошевелился.
     - Зря старались, - снова произнес тот же хриплый голос из темноты.  -
Вся эта суета, оказывается, ни к чему.
     Кальхаун деловито спросил: