|
прежних ошибочных идей. Мы можем очень тактично
распрощаться с прежними ошибками. Не надо никому говорить
о них. Даже самим себе.
Фицджеральд. Практическое мышление
Мургатройд спустился с дерева. Его защечные мешки были набиты
орехами. Кальхаун вставил палец ему в рот, и Мургатройд с готовностью
позволил вынуть и изучить результаты его вылазки на деревья. Кальхаун
вздохнул. У Мургатройда были другие, более важные способности в служении
здравоохранению, но именно здесь и сейчас его тонкий пищеварительный
аппарат был необходим. Его желудок был подобен человеческому, и если
Мургатройд что-либо ел, то это мог есть и Кальхаун, а Мургатройд не брал в
рот ничего, что могло бы вредно сказаться на его желудке.
Кальхаун не без иронии заметил вслух:
- Вместо заповеди врачу "исцели себя сам" мы смело можем сказать
"накорми себя сам", так как мы пересекли линию вечной мерзлоты, но и здесь
с питанием неважно. Мургатройд, я очень тебе благодарен.
"Чи", - с достоинством ответил Мургатройд.
- Ожидалось, что единственной выгодой для меня будет твоя приятная
компания в полете к звезде Мерида-2. Вместо этого какой-то невежда нажал
не ту кнопку на компьютере, и нам пришлось остановиться здесь, хотя не то
чтобы именно здесь, в этой холодрыге, но близко к этому. Я взял тебя с
корабля потому, что там никого не оставалось, кто бы мог кормить тебя, а
ты кормишь нас, по крайней мере указываешь на съедобные вещи, которые мы
вполне могли бы и не заметить.
"Чи", - сказал Мургатройд и гордо прошелся туда-сюда.
- Нет уж, не надо копировать этого Пата из Города-Три, хотя ему по
статусу полагается красоваться. Он ведь новоиспеченный муж. Но я возражаю
против того, чтобы ты принял его за объект для подражания. И зачем тебе
красоваться здесь, ведь рядом нет никого, кто мог бы для тебя сыграть роль
Ним и с неослабевающим восторгом смотреть на тебя во все глаза, а также
другими приятными способами выражать пламенную и в буквальном смысле слова
неземную любовь.
Мургатройд произнес с печалью: "Чи?" - и отвернулся.
Они оба стояли на покрытом листьями клочке земли, который полого
спускался в удивительно спокойный заливчик с незамутненной водой. Позади
над ними возвышались громадные горы. Над их головами сверкал ослепительной
белизной снег, за Наливом было видно широкое устье реки и снова горы, горы
и снежные равнины. Небольшой водопад журчал там, где в лучах теплого
солнца подтаивал ледник. Там, где не было снега, виднелась зеленая
растительность.
Хант, отец Ним, подошел к Мургатройду и Кальхауну. На Ханте не было
громоздкого плаща и рукавиц, которые так необходимы в Городе-Два. Сейчас
он был одет как цивилизованный человек, нов одной руке держал заостренную
палку, а в другой - связку вполне нормальных на вид рыб. На лице его было
выражение застывшего изумления. Изумление уже вошло у Ханта в привычку.
Кальхаун объяснил, что Мургатройд нашел еще один сорт съедобных
орехов, похоже, что они земного происхождения, как и большая часть живых
существ, которых они успели увидеть. По всей вероятности, сделал вывод
Кальхаун, растения и животные были вывезены с планеты Земля, правда, в
разное время.
Хант кивнул. Казалось, он хотел что-то спросить и все никак не
решался.
Наконец он сказал:
- Я разговаривал с Патом.
- А, зятек, который должен благодарить вас не только за дочь, за то,
что остался жив, но еще и за ваше положение в Городе-Два, которое дало вам
законные права провести свадебную церемонию, Полагаю, он выразил вам свое
уважение? - не удержался от ехидства Кальхаун.
Хант нетерпеливо махнул рукой.
|
|