|
мохнатая туша о шести ногах размером как пара самых здоровенных быков;
туше поспешно уступили дорогу.
Защитник обессиленно вытянулся возле самого огня, протянув иззябшие
щупальца и лапы к огню. Клешни прятались в меховых сумках по бокам и
оттого не столь сильно страдали от холода. Большие лиловые глаза
слезились, шерсть на черном носу превратилась в частокол жестких сосулек.
Он опрокинулся на спину, задрав вверх все шесть лап и бабы по легкому
знаку Аргниста тотчас потащили ушаты с горячей водой и чистые тряпки.
Ежели Защитник себе лапы поморозит или там собьет - хутору, считай, уже не
жить.
Трое детишек лет десяти-одиннадцати, все худые, в ранних рубцах и
шрамах на лицах бросились вычесывать густую и длинную белую шерсть. Тоже
дело серьезное. Вшей там или блох снежных - этого Защитник не переносит.
Сон теряет, покой, аппетит, а это значит - не выдержит первой же схватки,
ежели, к примеру, с откормленным человечиной хоботяром столкнется.
- Эй, эй, там, ручек-то не жалеть! - прикрикнул на ребятишек Аргнист,
но больше не по необходимости, а так, для порядка. Парнишки и так
старались во всю, девочка, как могла, пыталась не отставать, то и дело
сдувая лезущую в глаза непослушную золотистую прядь. Отменная будет
хозяйка и продать ее уже по весне - коли доживет - можно будет дорого...
Арталег, средний сын хозяина, поднялся, подтащил к придверному камину
лопату угля. Арталег, он громадный, точно медведь-варкис, и такой же
волосатый. И на баб жадный. Своя жена, Саата-травница, с пузом ходит, так
он теперь, что ни вечер, кого-то в сенях наяривает. Холод дикий, зубы
лязгают - а ему ничего. Задирай, баба, юбки да нагибайся - и все тут. И
нагибаются. А что поделаешь? Сын хозяина все-таки...
А что с лопатой сам пошел - то дело понятное. Уголь, он в зимнюю пору
дороже бывает и хлеба и пушнины. Наймиту подбрасывать не поручишь - того и
гляди, сопрет кусок прямо из огня - в клетушке своей потом печку гонять,
девку мять, богов ложных тешить...
Тихо в покое. Лишь струны гарека тренькают. Играет Фиорг недурно, да
только что ж опять все без слов?..
Саата, что сидела подле самой печи с еще тремя непраздными, как и она
сама, молодухами, вдруг вздрогнула. Тонкими ладонями с длинными пальцами,
какими бы золотом вышивать, а не вилами орудовать - тонкими ладонями
прикрыла лицо, тяжело задышала...
Обмерли все. Саата, говорят, не просто травница, а едва-ли не самая
настоящая ведьма - и потому силой своей бесовской она Орду завсегда чует.
Ну, сейчас решится все - к нам? не к нам?
Фрафт-гальюнщик с женой своей тоже глаза закрыли - вроде как молятся.
Понятное дело - третий хутор за два месяца сменили!.. Неужто и теперь?..
И Защитник, надежа наша, тоже встрепенулся. У него доля совсем
тяжкая: замерз - не замерз, но коли уж подвалила Орда - поднимайся и
выходи. Работу твою за тебя никто не сделает.
Жуткая тишина в горнице. Слышно, как мыши скребутся. Хотя нет, и они
примолкли. Знают - если что, и им не уцелеть. Значит, верно - Смерть
совсем рядом. Ну, сейчас...
Защитник вдруг весь обмяк как-то, щупальца вновь к огню протянул. И
все аж замерли - да неужто?! Неужто подвезло наконец-то?
И верно - пронесло, защитили Боги Истинные, Хедин с
Ракотом-милостивцем. Отвели беду. Саата вздохнула, на лавке откинулась...
Мимо Орда прошла.
Ух, зашевелились-то как, зашебуршились! Кое-кто аж засмеялся. А вот
молодой Капрод к Лиисе за пазуху полез на радостях. Того и гляди, завалит
сейчас, прямо при всех... А что? Это он может. Да и понятно - когда Орда в
сторону от твоего хутора сворачивает, еще не такое выкинешь. А делать
сейчас больше нечего. Нет, руки-то почти у всех заняты - кто древки
стругает, кто оголовки насаживает, кто мечи с топорами острит, кто
веревочку вьет... Бабы - те прядут, али вяжут; грудничкам Саата отвара
сонного сварила, а детишек постарше тоже у делу приставляют. Но работы
|
|