мохнатая туша о шести ногах размером как  пара  самых  здоровенных  быков;
туше поспешно уступили дорогу.
     Защитник обессиленно вытянулся возле самого огня,  протянув  иззябшие
щупальца и лапы к огню. Клешни прятались  в  меховых  сумках  по  бокам  и
оттого  не  столь  сильно  страдали  от  холода.  Большие  лиловые   глаза
слезились, шерсть на черном носу превратилась в частокол жестких  сосулек.
Он опрокинулся на спину, задрав вверх все шесть  лап  и  бабы  по  легкому
знаку Аргниста тотчас потащили ушаты с  горячей  водой  и  чистые  тряпки.
Ежели Защитник себе лапы поморозит или там собьет - хутору, считай, уже не
жить.
     Трое детишек лет десяти-одиннадцати, все худые,  в  ранних  рубцах  и
шрамах на лицах бросились вычесывать густую и длинную белую  шерсть.  Тоже
дело серьезное. Вшей там или блох снежных - этого Защитник  не  переносит.
Сон теряет, покой, аппетит, а это значит - не выдержит первой же  схватки,
ежели, к примеру, с откормленным человечиной хоботяром столкнется.
     - Эй, эй, там, ручек-то не жалеть! - прикрикнул на ребятишек Аргнист,
но больше не  по  необходимости,  а  так,  для  порядка.  Парнишки  и  так
старались во всю, девочка, как могла, пыталась не  отставать,  то  и  дело
сдувая лезущую  в  глаза  непослушную  золотистую  прядь.  Отменная  будет
хозяйка и продать ее уже по весне - коли доживет - можно будет дорого...
     Арталег, средний сын хозяина, поднялся, подтащил к придверному камину
лопату угля. Арталег, он  громадный,  точно  медведь-варкис,  и  такой  же
волосатый. И на баб жадный. Своя жена, Саата-травница, с пузом ходит,  так
он теперь, что ни вечер, кого-то в  сенях  наяривает.  Холод  дикий,  зубы
лязгают - а ему ничего. Задирай, баба, юбки да нагибайся - и  все  тут.  И
нагибаются. А что поделаешь? Сын хозяина все-таки...
     А что с лопатой сам пошел - то дело понятное. Уголь, он в зимнюю пору
дороже бывает и хлеба и пушнины. Наймиту подбрасывать не поручишь - того и
гляди, сопрет кусок прямо из огня - в клетушке своей потом  печку  гонять,
девку мять, богов ложных тешить...
     Тихо в покое. Лишь струны гарека тренькают. Играет Фиорг недурно,  да
только что ж опять все без слов?..
     Саата, что сидела подле самой печи с еще тремя непраздными, как и она
сама, молодухами, вдруг вздрогнула. Тонкими ладонями с длинными  пальцами,
какими бы золотом вышивать, а  не  вилами  орудовать  -  тонкими  ладонями
прикрыла лицо, тяжело задышала...
     Обмерли все. Саата, говорят, не просто травница, а едва-ли  не  самая
настоящая ведьма - и потому силой своей бесовской она Орду завсегда  чует.
Ну, сейчас решится все - к нам? не к нам?
     Фрафт-гальюнщик с женой своей тоже глаза закрыли - вроде как молятся.
Понятное дело - третий хутор за два месяца сменили!.. Неужто и теперь?..
     И Защитник, надежа  наша,  тоже  встрепенулся.  У  него  доля  совсем
тяжкая: замерз - не замерз, но коли  уж  подвалила  Орда  -  поднимайся  и
выходи. Работу твою за тебя никто не сделает.
     Жуткая тишина в горнице. Слышно, как мыши скребутся. Хотя нет, и  они
примолкли. Знают - если что, и им  не  уцелеть.  Значит,  верно  -  Смерть
совсем рядом. Ну, сейчас...
     Защитник вдруг весь обмяк как-то, щупальца вновь к огню  протянул.  И
все аж замерли - да неужто?! Неужто подвезло наконец-то?
     И   верно   -   пронесло,   защитили   Боги   Истинные,    Хедин    с
Ракотом-милостивцем. Отвели беду. Саата вздохнула, на лавке  откинулась...
Мимо Орда прошла.
     Ух, зашевелились-то как, зашебуршились! Кое-кто аж засмеялся.  А  вот
молодой Капрод к Лиисе за пазуху полез на радостях. Того и гляди,  завалит
сейчас, прямо при всех... А что? Это он может. Да и понятно - когда Орда в
сторону от твоего хутора сворачивает, еще  не  такое  выкинешь.  А  делать
сейчас больше нечего. Нет, руки-то  почти  у  всех  заняты  -  кто  древки
стругает, кто  оголовки  насаживает,  кто  мечи  с  топорами  острит,  кто
веревочку вьет... Бабы - те прядут, али  вяжут;  грудничкам  Саата  отвара
сонного сварила, а детишек постарше тоже у  делу  приставляют.  Но  работы