- Хорошо,  я  перехвачу  Бродяжника  у  лагерного  костра:  он  менее
раздражителен. Но к чему вся эта таинственность? Я думал, что мы  выиграли
битву.
     - Да мы выиграли, но это лишь первая победа,  и  она  увеличила  нашу
опасность. И  существует  какая-то  связь  между  Изенгардом  и  Мордором,
которую я пока еще не установил. Не знаю, как они обмениваются  новостями,
но они делают это. Я думаю, что глаз  Барад-Дура  нетерпеливо  смотрит  на
Долину Колдуна и Рохан. Чем меньше он увидит, тем лучше.


     Дорога медленно тянулась, спускаясь извилистой лентой по долине. Изен
тек то дальше, то ближе в своем каменистом русле. С гор  опускалась  ночь.
Весь туман рассеялся. Подул холодный ветер. Луна,  близкая  к  полнолунию,
заполнила восточную часть неба  бледным  холодным  светом.  Горные  отроги
справа от них постепенно превратились в голые холмы. Перед ними  открылась
широкая равнина.
     Наконец они остановились. Свернув в сторону от дороги, они выехали на
поросшее мягкой  травой  место.  Проехав  милю  на  запад,  они  попали  в
небольшую лощину. Она открывалась на  юг,  переходя  в  склон  Дол-Барана,
последнего холма северного отрога поросшего вереском. Края поляны  заросли
прошлогодним папоротником; среди него кое-где пробивались  сквозь  приятно
пахнущую землю свежие листья.  На  низких  склонах  росли  густые  колючие
кусты; под их прикрытием путники устроили лагерь за два часа до  полуночи.
Они разожгли в углублении костер меж  корней  большого  куста  боярышника,
высокого, как дерево, скорченного от старости, но крепкого и здорового. На
каждой его веточке набухли почки.
     Решили дежурить по двое. Остальные после ужина завернулись в плащи  и
одеяла и уснули. Хоббиты легли в уголке в  зарослях  старого  папоротника.
Мерри хотел спать, но Пин, казалось, не испытывал никакого желания уснуть.
Папоротник трещал и шуршал, когда он вертелся и копошился.
     - В чем дело? - спросил Мерри. - Не лег ли ты на муравейник?
     - Нет, - ответил Пин, - но мне почему-то неудобно.  Интересно,  давно
ли я спал в постели?
     Мерри зевнул.
     - Посчитай на пальцах, - сказал он, - Но нужно  знать  как  давно  мы
вышли из Лориена.
     - Ах, это! - сказал Пин. - Я имел в виду настоящую постель в спальне.
     - Ну, тогда Раздол, - заметил Мерри. - Но я сегодня  могу  спать  где
угодно.
     - Твое счастье, Мерри - тихонько сказал Пин после  долгого  молчания.
Ты ехал с Гэндальфом.
     - Ну и что?
     - Узнал от него какие-нибудь новости.
     - Да, узнал. Больше, чем обычно. Но ты  все  это  или  большую  часть
этого слышал; ты ехал близко, а мы говорили не опасаясь... Можешь  поехать
с ним завтра, если думаешь, что узнаешь от него больше - и если он захочет
ехать с тобой.
     - Хорошо! Но он ведь не изменился совсем?
     - Конечно, - сказал Мерри, просыпаясь ненадолго и начиная удивляться,
что беспокоит его товарища. - он что-то озабочен. Я думаю, он может быть и
добрей и строже, веселее и торжественней, чем раньше. Он изменился, но  мы
еще  не  знаем,  насколько.  Вспомним  последнюю  часть  его  разговора  с
Саруманом! Ведь когда-то Саруман был начальником Гэндальфа, главой Совета,
что бы это не означало. Он был Саруман Белый.  а  теперь  Гэндальф  Белый.
Саруман пришел по его приказу и его жезл был  сломан;  и  он  ушел  только
тогда, когда разрешил ему Гэндальф.
     - Ну, если Гэндальф и изменился, то он стал более скрытным, -  сказал
Пин. - вот  этот,  например,  стеклянный  шар.  Похоже,  он  доволен  этим
происшествием. Он что-то знает или  догадывается.  Но  сказал  ли  он  нам
что-нибудь? Нет, ни слова. Но ведь я подобрал шар, я спас  его,  иначе  он