|
- Хорошо, я перехвачу Бродяжника у лагерного костра: он менее
раздражителен. Но к чему вся эта таинственность? Я думал, что мы выиграли
битву.
- Да мы выиграли, но это лишь первая победа, и она увеличила нашу
опасность. И существует какая-то связь между Изенгардом и Мордором,
которую я пока еще не установил. Не знаю, как они обмениваются новостями,
но они делают это. Я думаю, что глаз Барад-Дура нетерпеливо смотрит на
Долину Колдуна и Рохан. Чем меньше он увидит, тем лучше.
Дорога медленно тянулась, спускаясь извилистой лентой по долине. Изен
тек то дальше, то ближе в своем каменистом русле. С гор опускалась ночь.
Весь туман рассеялся. Подул холодный ветер. Луна, близкая к полнолунию,
заполнила восточную часть неба бледным холодным светом. Горные отроги
справа от них постепенно превратились в голые холмы. Перед ними открылась
широкая равнина.
Наконец они остановились. Свернув в сторону от дороги, они выехали на
поросшее мягкой травой место. Проехав милю на запад, они попали в
небольшую лощину. Она открывалась на юг, переходя в склон Дол-Барана,
последнего холма северного отрога поросшего вереском. Края поляны заросли
прошлогодним папоротником; среди него кое-где пробивались сквозь приятно
пахнущую землю свежие листья. На низких склонах росли густые колючие
кусты; под их прикрытием путники устроили лагерь за два часа до полуночи.
Они разожгли в углублении костер меж корней большого куста боярышника,
высокого, как дерево, скорченного от старости, но крепкого и здорового. На
каждой его веточке набухли почки.
Решили дежурить по двое. Остальные после ужина завернулись в плащи и
одеяла и уснули. Хоббиты легли в уголке в зарослях старого папоротника.
Мерри хотел спать, но Пин, казалось, не испытывал никакого желания уснуть.
Папоротник трещал и шуршал, когда он вертелся и копошился.
- В чем дело? - спросил Мерри. - Не лег ли ты на муравейник?
- Нет, - ответил Пин, - но мне почему-то неудобно. Интересно, давно
ли я спал в постели?
Мерри зевнул.
- Посчитай на пальцах, - сказал он, - Но нужно знать как давно мы
вышли из Лориена.
- Ах, это! - сказал Пин. - Я имел в виду настоящую постель в спальне.
- Ну, тогда Раздол, - заметил Мерри. - Но я сегодня могу спать где
угодно.
- Твое счастье, Мерри - тихонько сказал Пин после долгого молчания.
Ты ехал с Гэндальфом.
- Ну и что?
- Узнал от него какие-нибудь новости.
- Да, узнал. Больше, чем обычно. Но ты все это или большую часть
этого слышал; ты ехал близко, а мы говорили не опасаясь... Можешь поехать
с ним завтра, если думаешь, что узнаешь от него больше - и если он захочет
ехать с тобой.
- Хорошо! Но он ведь не изменился совсем?
- Конечно, - сказал Мерри, просыпаясь ненадолго и начиная удивляться,
что беспокоит его товарища. - он что-то озабочен. Я думаю, он может быть и
добрей и строже, веселее и торжественней, чем раньше. Он изменился, но мы
еще не знаем, насколько. Вспомним последнюю часть его разговора с
Саруманом! Ведь когда-то Саруман был начальником Гэндальфа, главой Совета,
что бы это не означало. Он был Саруман Белый. а теперь Гэндальф Белый.
Саруман пришел по его приказу и его жезл был сломан; и он ушел только
тогда, когда разрешил ему Гэндальф.
- Ну, если Гэндальф и изменился, то он стал более скрытным, - сказал
Пин. - вот этот, например, стеклянный шар. Похоже, он доволен этим
происшествием. Он что-то знает или догадывается. Но сказал ли он нам
что-нибудь? Нет, ни слова. Но ведь я подобрал шар, я спас его, иначе он
|
|