|
всегда и оставаться, когда всадники уезжают, чтобы беречь их дома, пока
они завоевывают славу, и чтобы, вернувшись, они нашли еду и постель?
- Может наступить такое время, - сказал он, - когда никто не
вернется. Тогда не нужна будет слава, потому что некому будет помнить о
делах, которые были совершены при последней защите наших домов. Но деяния
не станут менее славными от того, что они не прославлены.
И она ответила:
- Все, что вы говорите, звучит так: ты женщина, и твоя участь -
оставаться дома. Когда мужчины умирают в битве с честью, ты можешь сгореть
в доме, потому что мужчины не нуждаются в тебе больше. Но я из дома Эорла,
я не служанка. Я умею ездить верхом, я владею мечом, я не боюсь ни боли,
ни смерти.
- Чего же вы боитесь, леди? - спросил он.
- Клетки, - ответила она. - Сидеть за ее прутьями, пока не привыкнешь
и не состаришься, когда великие деяния уже не смогут быть сделаны.
- И вы советуете мне отказаться от дороги, потому что она опасна.
- Так может один воин советовать другому, - сказала она. - Но я не
прошу вас бежать от опасностей, а ехать на битву, где ваш меч заслужит и
славу и победу. Я не хочу видеть, как бесполезно пропадает высокая
доблесть.
- Я тоже, - согласился он. - Поэтому я и не говорю вам: леди,
оставайтесь! У вас нет дела на юге.
- Нет его и у тех, кто войдет с тобой... Они идут потому что не хотят
расставаться с тобой - потому что они любят тебя.
Она повернулась и исчезла в ночи.
Когда стало светать, но солнце еще поднялось из-за хребтов на
востоке, Арагорн был готов к отъезду. Все его товарищи уже сидели в
седлах, и Арагорн хотел подняться в седло, когда леди Эовин пришла
прощаться с ними. Она была одета, как всадник и вооружена мечом. В руке у
нее была чаша; поднеся ее к губам, она отпила от нее немного и пожелала им
хорошей скорости; затем она передала чашу Арагорну, он отпил из нее и
сказал:
- Прощайте, леди Рохана! Я пью за счастье вашего дома и за ваше
счастье и счастье вашего народа. Передайте вашему брату - за тенью мы
встретимся снова...
Гимли и Леголасу, стоящим поблизости, показалось, что она всхлипнула.
Но она сказала:
- Арагорн, ты пойдешь?
- Да, - ответил он.
- Ты не позволишь мне ехать с тобой, как я просила?
- Нет, леди. Я не могу это сделать без разрешения короля и вашего
брата, а они не вернутся до завтра. У меня же на счету каждый час, даже
каждая минута. Прощайте!
Она упала на колени, говоря:
- Прошу тебя!
- Нет, леди, - сказал он и, взяв ее за руку, поднял. Поцеловав ее
руку, он прыгнул в седло и поехал, не оглядываясь; и лишь те, кто хорошо
знал его и ехали поблизости, видели, какую боль он испытывает.
Эовин стояла неподвижно, как вырезанная из камня фигура, руки ее были
сжаты, она следила за ними, пока они не скрылись в тени Двиморберга, горы
призраков, в которой были ворота смерти. Когда они исчезли из вида, она
повернулась, спотыкаясь, как слепая, и пошла к себе. Никто из ее людей не
видел этого расставания, они были испуганы и прятались, пока чужеземцы не
ушли.
И некоторые говорили:
- Это эльфы. Пусть идут в темные места и никогда не возвращаются.
Время и так злое.
Свет был серым, когда они ехали, потому что солнце не выбралось из-за
черных хребтов горы призраков перед ними. Ужас охватил их, когда они
проехали между рядами древних камней и оказались вблизи Димхолта. Здесь в
|
|