повелителю Минас Тирита, особенно комические песни, которые он знал  лучше
всего: они были уж слишком... Ну... грубоватыми для такого случая.  Однако
на сей  раз  ему  не  приказали  петь.  Денетор  повернулся  к  Гэндальфу,
расспрашивая его о рохиррим, их политике,  о  позиции  Эомера,  племянника
короля. Пиппин удивлялся тому, как много знает повелитель о  жизни  людей,
далеких от него, хотя как он решил, прошло  уже  много  лет,  как  Денетор
никуда не выезжал.
     Вскоре Денетор кивнул Пиппину и отпустил его на время.
     - Идите в арсенал цитадели, - сказал он, - и получите  там  мундир  и
вооружение гвардии башни. Все должно быть готово. Вчера  я  отдал  приказ.
Одевшись, возвращайтесь!
     Все было, как он сказал, и вскоре Пиппин был  уже  одет  в  необычный
костюм, черного с серебром цвета.  Ему  дали  маленькую  кольчугу,  кольца
которой были выкованы из стали, однако черную, как агат, и высокий шлем  с
обеих сторон в маленьких крылышках, украшенный серебряной звездой в центре
налобника. Поверх кольчуги надевался короткий черный камзол,  расшитый  на
груди серебром - было вышито изображение  дерева.  Старую  одежду  у  него
отобрали, но разрешили взять серый плащ  из  лориена,  но  с  условием  не
носить его, когда он на дежурстве. Он понял, что  теперь  очень  похож  на
Эрнила Перианната, принца невысокликов, как  называли  его  в  городе.  Но
чувствовал он себя неуверенно. Настроение у него продолжало портится.
     Весь день было темно и тускло. С  бессолнечного  рассвета  до  вечера
тяжелая тень все углублялась, и все в городе были угнетены. Далеко  вверху
большая туча медленно двигалась на запад с черной  земли,  поглощая  свет,
рожденная ветром войны; под ней  воздух  был  неподвижен,  как  будто  вся
долина Андуина ждала порыва разрушительной бури.
     Около одиннадцати часов, освобожденный на  время  от  службы,  Пиппин
отправился на поиски еды и питья, чтобы рассеять свое тяжелое настроение и
сделать ожидание более выносимым. В столовой он вновь встретил  Берегонда,
который только что прибыл из Пеленора, где  выполнял  какое-то  поручение.
Вместе они направились к стене - Пиппин чувствовал себя  как  в  тюрьме  и
задыхался в цитадели. Они снова сели у амбразуры, выходящей на восток, где
ели и разговаривали накануне.
     Был час захода солнца, но на запад тянулась огромная пелена, и только
когда она наконец ушла за море, солнце смогло послать короткий  прощальный
луч перед ночью;  именно  этот  луч  коснулся  головы  павшего  короля  на
перекрестке дорог, когда это увидел Фродо. Но на поля Пеленора  под  тенью
Миндолуина свет не пробился: поля оставались коричневыми и тоскливыми.
     Пиппину казалось, что прошел год с тех пор, как  он  сидел  здесь,  в
полузабытые  времена,  когда   он   еще   был   хоббитом,   легкомысленным
путешественником, которого мало изменили пережитые  опасности.  Теперь  он
был маленьким солдатом города, готовившегося отражать нападение, одетый  в
гордый, но мрачный костюм башни стражи.
     В другое время и в другом месте Пиппину и понравилось бы, может,  его
новое положение, но теперь он знал, что принимает участие не  в  игре:  он
поклялся служить угрюмому хозяину в смертельной опасности.  Он  ощущал  на
своем теле тяжесть кольчуги и шлема. Плащ его лежал рядом на  сидении.  Он
отвел усталый взгляд от темных полей внизу, зевнул и вздохнул.
     - Вы устали сегодня? - спросил Берегонд.
     - Да, - ответил Пиппин, - очень. Устал  от  безделья  и  ожидания.  И
протер пятки у дверей кабинета своего хозяина за  долгие  медленные  часы,
пока он совещался с Гэндальфом, принцем и другими важными персонами. Я  не
привык, мастер Берегонд, ожидать голодным, когда другие едят. Это  тяжелое
испытание для хоббита. Несомненно вы  подумаете,  что  я  глубже  оцениваю
честь. Но чего хорошего в этой чести? Чего хорошего в еде и питье под этой
ползущей тенью? Что бы она означала? Воздух кажется густым и коричневым! У
вас часто бывает такая тьма, когда дует восточный ветер?
     - Нет, - сказал Берегонд, - это  не  просто  непогода.  Это  какое-то
злобное колдовство, какой-то черный дым, сваренный в горе огня и посланный
им, чтобы омрачать сердца и мысли, что он и  делает.  Хотел  бы  я,  чтобы