о другом орке, убежавшим в башенку. Вот и еще один ужасный выбор, а у него
нет времени подумать. Если Шаграт убежит, он позовет  на  помощь  и  скоро
вернется. Но если Сэм будет преследовать его, другой орк  может  совершить
убийство. К тому же Сэм может потерять Шаграта  или  быть  убитым  им.  Он
быстро повернулся и побежал назад по ступенькам.
     - Опять неправильно, мне кажется, - вздохнул он. - Но мое  дело  идти
наверх, чтобы не случилось впоследствии.
     Далеко внизу Шаграт пробежал по лестнице, пересек двор и  выбежал  из
ворот, неся свой драгоценный груз. Если бы Сэм видел его и знал какое горе
принесет его бегство, он, может быть, усомнился бы. Но теперь мозг его был
занят другим. Он осторожно подошел к двери башенки и прошел внутрь.  Дверь
вела во тьму. Но вскоре его глаза привыкли, и он разглядел справа  тусклый
свет. Он проникал через отверстие ведущее на  лестницу,  темную  и  узкую.
Похоже было,  что  это  винтовая  лестница,  идущая  вдоль  внешней  стены
башенки. Где-то наверху горел факел.
     Сэм начал осторожно  подниматься.  Он  подошел  к  оплывшему  факелу,
укрепленному у двери слева; дверь выходила к узкому окну на  запад  -  это
был один из тех красных глаз, которые они с Фродо видели снизу у выхода из
туннеля. Сэм быстро прошел дверь  и  поднялся  на  второй  этаж,  опасаясь
каждую секунду ощутить на своем горле душащие пальцы. Выше  оказалась  еще
одна дверь и окно, выходящее на восток; над дверью горел еще один факел, и
от нее в середину башенки уходил  коридор.  Дверь  была  открыта,  коридор
темен, если не считать тусклого света факела и красного отблеска  снаружи.
Сэм прокрался  в  коридор.  С  обеих  сторон  были  низкие  двери,  прочно
запертые. Не слышно было ни звука.
     - Тупик, - пробормотал Сэм, - и после  всех  этих  подъемов!  Это  не
может быть верхом башни. Но что ж мне теперь делать?
     Он сбежал на первый этаж и проверил все двери. Они не открывались. Он
снова поднялся наверх. Пот покрывал его лицо. Он  чувствовал,  что  каждая
минута драгоценна, но они одна за другой  уходили,  а  он  ничего  не  мог
сделать. Он не заботился ни о Шаграте, ни о  Снаге,  ни  о  других  орках,
которые могли появиться. Он хотел только найти хозяина, увидеть его  лицо,
коснуться его руки.
     Наконец, усталый, чувствуя себя  окончательно  разбитым,  он  сел  на
ступеньку лестницы у коридора и опустил голову на руки. Было тихо,  ужасно
тихо. Факел, почти догоревший, задымил и погас. Сэм чувствовал как над ним
смыкается тьма. И потом тихо, к своему  собственному  изумлению,  в  самом
конце  тщетного  путешествия,  побуждаемый  мыслью,  которую  не  мог   бы
объяснить, Сэм начал петь.
     Голос его дрожал в холодной темной башне - голос  одинокого  усталого
хоббита, и ни один орк не принял бы его теперь за ясную  песню  повелителя
эльфов. Сэм бормотал старые детские мелодии Удела, обрывки песенок старого
Бильбо, возникающие в его памяти, как картинки родного дома. И тут  в  нем
неожиданно родились новые силы. Голос его зазвенел, и полились собственные
слова, соответствующие незамысловатому мотиву.

                На милом западе, под солнечным лучом
                цветы весной цветут на всех полях
                деревья могут распускать листву,
                а птицы петь на буковых ветвях.
                А ночь, как куполом, скрывает землю,
                и ветви бука шелестят листвой во тьме
                и звезды эльфов разбивают светом тьму
                и, как подруги, улыбаются луне.
                Хотя вокруг меня сомкнулись пальцы тьмы,
                хотя лежу я здесь в конце моей тропы
                за всеми башнями огромной высоты,
                за длинными цепями гор крутых,
                над черной тенью утром солнце вновь взойдет.
                А ночью звезды засияют вновь,