- Он следит, чтобы я не сбежала, - улыбнулась Джуди, но  она  и  сама
заметила, что альбинос смотрит на нее постоянно.
     Появились судьи, три старика: все трое были  в  старых  комбинезонах,
как пилоты из одного экипажа. Один из них приказал охраннику открыть окна.
     "Какие окна?" - поразилась Вера и стала с недоумением озираться.
     Одна из стен оказалась  зашторенной,  можно  было  подумать,  что  за
шторами скрыты окна. Так оно и оказалось.  Охранник  раздвинул  шторы,  за
ними и впрямь обнаружились окна, три окна,  все  как  полагается  -  рамы,
стекла...
     Окна на самом деле были устроены в стене, но с той лишь разницей, что
за стеклами висели  старые  плакаты:  в  одном  окне  -  сельский  пейзаж,
колхозная страда, в другом - большой дымный завод, но, видно,  из  давних,
когда дым над трубами выражал прогресс, в третьем окне  открылась  Красная
площадь, по которой строем шли пионеры.
     Это была комната суда, здесь же  располагался  красный  уголок,  окна
были  устроены,  чтобы  посетитель  не  чувствовал  себя  взаперти  и  мог
отдохнуть душой.
     Суд был  коротким  и  скорым.  Следователь,  он  же  один  из  судей,
рассматривал происшествие как  диверсию  враждебной  страны.  Американская
разведка для того и послала Джуди, чтобы  та  разрушила  важный  объект  и
нанесла гарнизону потери в живой силе и технике.  Имелся  ввиду  утонувший
автомат. Маша хотела перевести Джуди обвинение, но судьи ее  остановили  и
сказали, что необходимости нет.
     Другой судья сказал несколько слов о  важности  бдительности,  третий
призвал  всех  выполнять  служебные  инструкции   и   крепить   могущество
подземного бункера - оплота мира и социализма во всем мире.
     Джуди непонимающе прислушивалась, растерянно поглядывала на Машу,  но
та обескураженно разводила руками: ее останавливали всякий раз, когда  она
хотела дать перевод.
     После  судей  слово  предоставили  обвиняемой.  Джуди  сказала,   что
произошел  несчастный  случай,  и  она  помогла   спасти   охранницу.   Ее
внимательно слушали, не перебивая,  но  к  переводу  так  и  не  прибегли,
сказали, нет необходимости, суду и так все ясно.
     Тем и обошлось. Следователь, он же судья, прочитал написанный заранее
приговор: к высшей мере наказания.
     - Что? - непонимающе вертела головой Джуди. - Что они сказали?
     - Вы спятили! - загалдели пленницы. - Она ее спасла!
     - Заседание окончено, - объявил один из судей.
     - Да вы что?! - вскинулась Вера. - Если б  не  эта  американка,  ваша
охранница захлебнулась бы в говне!
     - Что они сказали?  -  растерянно  спрашивала  Джуди,  чувствуя,  что
происходит что-то ужасное.
     - Вы должны были опросить свидетелей. Меня! Его! - Вера  показала  на
молодого альбиноса. - Спросите! Мы там были! Мы все видели!
     - Нет  необходимости,  -  ответил  один  из  судей,  другой  приказал
охраннику закрыть окна, и тот одну за другой задернул шторы.
     - Что?! Что?! Что они сказали?! Что происходит?!  -  чуть  не  плача,
спрашивала Джуди, уже догадываясь, но еще не веря.
     - Где защита?! Где свидетели?! - кричала Вера.
     - Это буржуазные предрассудки, мы в них не нуждаемся, - ответил  один
из судей и объявил, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
     С присущим ей даром Маша застенчиво поведала, что она думает о суде и
о каждом судье в отдельности, как она  к  ним  относится  и  что  их  ждет
впереди.
     - Карцер! - объявил один из стариков. - На  месяц!  За  неуважение  к
суду!
     Мягко, не повышая голоса,  хрупкая  женщина  известила  суд  о  своем
отношении к карцеру - на английский это было непереводимо, как, впрочем, и
на любой другой язык; Маша намекнула на  мужские  достоинства  судей,  при
этом она утверждала, что между ног у них так пусто и печально, словно  она