|
он прятался все эти дни и куда скрылся? Жители Стиклхевна абсолютно уве-
рены, что никто не мог покинуть остров до прихода лодки. А в таком слу-
чае... - он запнулся.
- Что в таком случае? - спросил сэр Томас Легг.
Инспектор вздохнул. Покачал головой. Наклонился к помощнику комисса-
ра:
- В таком случае, кто же их убил? - спросил он.
РУКОПИСЬ, КОТОРУЮ ПЕРЕСЛАЛ В СКОТЛАНД-ЯРД КАПИТАН РЫБОЛОВЕЦКОГО СУДНА
"ЭММА ДЖЕЙН"
Еще в юности я понял, сколь противоречива моя натура. Прежде всего
скажу, что романтика пленяла меня всю жизнь. Романтический прием приклю-
ченческих романов, которыми я зачитывался в детстве: важный документ
бросают в море, предварительно запечатав его в бутылку, неизменно сохра-
нял для меня очарование. Сохраняет он его и сейчас - вот почему я и ре-
шил написать исповедь, запечатать ее в бутылку и доверить волнам. Один
шанс из ста, что мою исповедь найдут и тогда (возможно, я напрасно льщу
себя такой надеждой) доселе не разрешенная тайна Негритянского острова
будет раскрыта.
Но не только романтика пленяла меня. Я упивался, наблюдая гибель жи-
вых существ, наслаждался, убивая их. Мне нравилось истреблять садовых
вредителей...
Жажда убийств была ведома мне с детских лет. Вместе с ней во мне жило
глубоко противоположное, но мощное стремление к справедливости. Одна
мысль о том, что по моей вине может погибнуть не только невинный чело-
век, но даже животное, преисполняла меня ужасом. Я всегда жаждал тор-
жества справедливости.
Я думаю, что это объяснит человеку, разбирающемуся в психологии, во
всяком случае, почему я решил стать юристом, - при моем складе характера
это был закономерный выбор. Профессия юриста отвечала чуть не всем моим
стремлениям.
Преступление и наказание всегда привлекали меня.
Я с неизменным интересом читаю всевозможные детективы и криминальные
романы. Я нередко изобретал сложнейшие способы убийства - просто, чтобы
провести время.
Когда наконец я стал судьей, развилась и еще одна черта моего харак-
тера, до сих пор таившаяся под спудом.
Мне доставляло неизъяснимое наслаждение наблюдать, как жалкий прес-
тупник уже на скамье подсудимых пытается уйти от наказания, но чувству-
ет, что отмщение близится, что оно неотвратимо. Однако учтите: вид не-
винного на скамье подсудимых не доставлял мне удовольствия.
Два раза, если не больше, когда мне казалось, что обвиняемый невино-
вен, я прекращал дело: мне удавалось доказать присяжным, что тут нет
состава преступления. Однако благодаря распорядительности полицейских
большинство обвиняемых, привлекаемых по делам об убийстве, были действи-
тельно виновны.
Так обстояло дело и в случае с Эдвардом Ситоном.
Правда, его внешность и манеры производили обманчивое впечатление и
ему удалось расположить к себе присяжных. Однако улики, пусть и не слиш-
ком впечатляющие, зато несомненные, и мой судейский опыт убедили меня,
что он совершил преступление, в котором его обвиняли, а именно, убил по-
жилую женщину, злоупотребив ее доверием.
У меня сложилась репутация юриста, с легким сердцем посылающего людей
на виселицу, однако это более чем несправедливо. Мои напутствия присяж-
ным всегда отличали справедливость и беспристрастность. Вместе с тем я
не мог допустить, чтобы наиболее пылкие из адвокатов своими пылкими ре-
чами играли на чувствах присяжных. Я всегда обращал их внимание на имею-
щиеся в нашем распоряжении улики.
|
|