он прятался все эти дни и куда скрылся? Жители Стиклхевна абсолютно уве-
рены, что никто не мог покинуть остров до прихода лодки. А в таком  слу-
чае... - он запнулся.
   - Что в таком случае? - спросил сэр Томас Легг.
   Инспектор вздохнул. Покачал головой. Наклонился к помощнику  комисса-
ра:
   - В таком случае, кто же их убил? - спросил он.
 
 
   РУКОПИСЬ, КОТОРУЮ ПЕРЕСЛАЛ В СКОТЛАНД-ЯРД КАПИТАН РЫБОЛОВЕЦКОГО СУДНА
"ЭММА ДЖЕЙН"
 
   Еще в юности я понял, сколь противоречива моя  натура.  Прежде  всего
скажу, что романтика пленяла меня всю жизнь. Романтический прием приклю-
ченческих романов, которыми я зачитывался  в  детстве:  важный  документ
бросают в море, предварительно запечатав его в бутылку, неизменно сохра-
нял для меня очарование. Сохраняет он его и сейчас - вот почему я и  ре-
шил написать исповедь, запечатать ее в бутылку и доверить  волнам.  Один
шанс из ста, что мою исповедь найдут и тогда (возможно, я напрасно  льщу
себя такой надеждой) доселе не разрешенная тайна  Негритянского  острова
будет раскрыта.
   Но не только романтика пленяла меня. Я упивался, наблюдая гибель  жи-
вых существ, наслаждался, убивая их. Мне  нравилось  истреблять  садовых
вредителей...
   Жажда убийств была ведома мне с детских лет. Вместе с ней во мне жило
глубоко противоположное, но мощное  стремление  к  справедливости.  Одна
мысль о том, что по моей вине может погибнуть не только  невинный  чело-
век, но даже животное, преисполняла меня ужасом. Я  всегда  жаждал  тор-
жества справедливости.
   Я думаю, что это объяснит человеку, разбирающемуся в  психологии,  во
всяком случае, почему я решил стать юристом, - при моем складе характера
это был закономерный выбор. Профессия юриста отвечала чуть не всем  моим
стремлениям.
   Преступление и наказание всегда привлекали меня.
   Я с неизменным интересом читаю всевозможные детективы и  криминальные
романы. Я нередко изобретал сложнейшие способы убийства - просто,  чтобы
провести время.
   Когда наконец я стал судьей, развилась и еще одна черта моего  харак-
тера, до сих пор таившаяся под спудом.
   Мне доставляло неизъяснимое наслаждение наблюдать, как  жалкий  прес-
тупник уже на скамье подсудимых пытается уйти от наказания, но  чувству-
ет, что отмщение близится, что оно неотвратимо. Однако учтите:  вид  не-
винного на скамье подсудимых не доставлял мне удовольствия.
   Два раза, если не больше, когда мне казалось, что обвиняемый  невино-
вен, я прекращал дело: мне удавалось доказать  присяжным,  что  тут  нет
состава преступления. Однако  благодаря  распорядительности  полицейских
большинство обвиняемых, привлекаемых по делам об убийстве, были действи-
тельно виновны.
   Так обстояло дело и в случае с Эдвардом Ситоном.
   Правда, его внешность и манеры производили обманчивое  впечатление  и
ему удалось расположить к себе присяжных. Однако улики, пусть и не слиш-
ком впечатляющие, зато несомненные, и мой судейский опыт  убедили  меня,
что он совершил преступление, в котором его обвиняли, а именно, убил по-
жилую женщину, злоупотребив ее доверием.
   У меня сложилась репутация юриста, с легким сердцем посылающего людей
на виселицу, однако это более чем несправедливо. Мои напутствия  присяж-
ным всегда отличали справедливость и беспристрастность. Вместе с  тем  я
не мог допустить, чтобы наиболее пылкие из адвокатов своими пылкими  ре-
чами играли на чувствах присяжных. Я всегда обращал их внимание на имею-
щиеся в нашем распоряжении улики.